— Что ты будешь теперь делать? — спросила она у Фоса.

Дух воздуха пожал плечами и посмотрел на нее:

— Останусь здесь, буду ждать конца. История камней и святилищ Всплывшего Мира завершится в тот день, когда ты произнесешь заклинание во имя добра или зла. Я буду ждать этого дня, который станет днем славы или отчаяния. Все, что связывает меня с этим миром, находится тут.

— Ты можешь пойти со мной, если хочешь, — предложила полуэльфийка. — Мы оба одиноки и печальны. Мы можем разделить нашу боль.

Фос покачал головой:

— Я же сказал тебе: я хочу остаться здесь. Тут мой дом. Мне больше ничего не остается, а тебе еще много предстоит выполнить. Тебя ждет твой сон, твой идеал. У нас совершенно разные судьбы.

Ниал вынула кинжал из сапога и долго всматривалась в него.

— Будущее стало неясным даже для нас — стражей, — отозвался Фос. — Я не знаю, ни где он, ни свободен ли он. Теперь — это единственная твоя надежда.

Ниал снова положила кинжал в сапог.

— Надейся! — Фос, улыбаясь, как в былые времена, попрощался с Ниал.

Капля. Капля упала недалеко от него. Ритмический звук стучал по вискам, как стук топора. Он не мог видеть, потому что вокруг была полная тьма, но он слышал — и этот звук сводил его с ума. Нельзя сказать, что в этом месте не было других, более ужасных звуков: прежде всего — вопли, нечеловеческие вопли, непрерывная сутолока шагов, бряцание мечей. Поначалу это ужасало его, но сейчас все чувства сосредотачивались на этой монотонной капели, которая, казалось, доводила его до безумия.

Вдруг он услышал другой приближавшийся звук. Шаги. Он улыбнулся. Он узнавал эти шаги. Они могли принадлежать только ему. Он знал, что рано или поздно увидит его снова, но не ждал, что тот придет сюда. Первый раз, когда он встретился с ним, был потрясен. Возможно ли, что это и был Тиранно? В тот момент он понял, что не сможет выйти из башни Рока после того, как Тиранно показал ему свое лицо, и содрогался при мысли о том, что Ниал когда-то лицом к лицу столкнется с ним.

Дверь темницы открылась — на свету обозначилась фигура, которую ни с чем нельзя было перепутать. Он пришел один. Никто из его людей, за исключением некоторых самых верных, никогда не видел его лица. Он медленно подошел.

— Какая честь! Я никогда не думал, что ты придешь ко мне. Извини, если я не преклоняю колени и не приглашаю тебя сесть, но, как видишь, мое обиталище — не бог весть что. — Сеннар рассмеялся, но смех застрял у него в горле. Он почувствовал, как что-то течет изо рта. Вероятно, кровь. — Я думал, что такой государь, как ты, не унизится до того, чтобы прийти в такую конуру. Я думал, ты предпочтешь оставаться в своем великолепном зале, на своем троне, размышляя о своей неограниченной власти.

— Ты должен знать, что власть и ее пышность не интересуют меня.

Сеннар ненавидел этот голос, его холодность. Ему казалось, что его собеседник не испытывает никаких чувств, что он — непостижим.

Тиранно приблизился, зажег слабый волшебный огонь и поднес его к лицу мага. Ослепленный, Сеннар тут же закрыл глаза. Огонь погас, тьма снова воцарилась в камере.

— С тобой поступили жестоко.

— Что ж, — ответил Сеннар. — Меня убивали постепенно. Любопытно, сколько ты еще захочешь развлекаться перед тем, как убьешь меня.

— Это не я, — спокойно ответил Тиранно, — это палач истязает тебя.

Сеннар снова засмеялся, и снова боль заставила его горло сжаться.

— Конечно, — снова заговорил он, когда смог отдышаться, — ты тут ни при чем, это не ты отдаешь приказы, чтобы меня пытали и я сказал то, что ты хочешь узнать.

— Я приказал, чтобы тебя допросили, а не пытали. Это не я приказал твоему тюремщику пытать тебя, вонзая в тело раскаленное докрасна железо. — Голос Тиранно гулким эхом отдавался в темноте камеры.

— Однако палач сделал это потому, что знает — ты наслаждаешься моими страданиями. Если ты ему и не приказывал, он пытал бы меня только для твоего удовольствия.

Тиранно говорил тем печальным голосом, который Сеннар ненавидел. Почему он не приказывал ему склониться перед ним и не требовал этого? Сеннар предпочел бы это такому раздражающему спокойствию.

— Я не испытываю никакой радости, видя твои страдания, и палач знает это. Он поступает так по своему усмотрению. Если бы ему и приказали больше не пытать тебя, он не остановился бы. Я думал, ты знаешь, что природа людей, гномов, нимф и духов отвратительна и жестока.

— Что ты хочешь продемонстрировать этим? Что все остальные — злы?

— Нет, — спокойно ответил Тиранно. — Только то, что гнев может быть сильным. Ты должен знать об этом лучше, чем кто-либо другой.

Сеннар похолодел.

— Ты знаешь, я восхищаюсь тобой, — продолжил Тиранно. — Ты — человек, с которым я могу сравнивать себя. Поэтому я показал тебе свое лицо, я хотел встретиться с тобой, как равный с равным. Таких очень мало.

— Потому что все пресмыкаются перед тобой. Только черви равны тебе, — ответил Сеннар.

Но и тут Тиранно не рассвирепел.

— Люди — звери, жаждущие крови, они только и ищут подходящего момента, чтобы вцепиться в глотку собственного брата.

Сеннар ужаснулся и вспомнил о поляне. Он покачал головой. Он не должен позволить околдовать себя. Он хотел бы увидеть лицо своего собеседника, но темнота не давала это сделать.

— Зачем ты пришел? — спросил Сеннар.

Ему становилось все хуже, он начинал бояться.

— Сколько ты уже здесь? — спросил Тиранно.

Сеннар не представлял. Насколько он знал, он мог находиться тут уже год, а может быть, только один час.

— Так я скажу тебе: почти месяц. За все это время ты ничего не сказал. Я не могу больше ждать.

В камере воцарилась угрожающая тишина.

— Не знаю, что заставляет тебя упорствовать и молчать, — снова заговорил Тиранно. — Честно говоря, это — поведение, которого я не понимаю.

— Ты не можешь понять, что такое честность и самопожертвование, — вздохнул Сеннар.

— Ты недооцениваешь меня, — возразил Тиранно. — Я хорошо знаю тебя, ты понял? Мы очень похожи.

Сеннар услышал эхо шагов в камере.

— А ты, напротив, не знаешь меня и думаешь, что я хочу только власти, что именно желание власти подталкивает меня к действию. Или, может быть, месть из-за той несправедливости, которую я испытал. Но ты ошибаешься. Я тоже перед тем, как прийти сюда, долго блуждал, искал ответ на те вопросы, которые сейчас задаешь себе ты. Ты думаешь, почему я вошел в Совет? Я хотел изменить мир и другого не желал. На самом деле ответ был передо мной, такой ясный, каким он представляется тебе, но я не хотел принять его. В этом мире много хорошего, есть еще что-то, что можно спасти… Хватит, думаешь ты, я не должен уступать, сдаваться… Вот что я повторял себе.