Девы с сомнением переглянулись.

Ту-дух! Ту-дух! Мо меж тем радикально решил проблему с витриной — дважды стрельнул в нее, долбанул ногой, подождал, когда осыплется стекло, и, как через дверь, вошел в обменник. Запищала сигнализация.

Девы втянули головы в плечи и присели.

— Тогда играем в считалку — некогда мне с вами, — Сыч взвел курок и направил ствол на ту, что выше ростом. — Времени нет миндальничать. На ком остановлюсь — валю, двоим другим опять вопрос задаю. Шишел-мышел, перднул…

— Второй Котляковский, двенадцать, квартира девять! — выпалила рослая. — И хрен с ним! За месяц два раза на «прием» попали. Через него, гада!

— ФИО?

— Василий Петрович Кудрявцев.

— Спасибо, — Сыч глянул на часы и устремился к обменнику — с минуты на минуту должны приехать лишние люди в форме.

Толстый ментенок лежал на полу, в комнате для клиентов. Мо вертел в руке трофейный «ПМ» и нехорошо смотрел на жирный затылок стража. Дверь в кассу была открыта, и через порог торчали ноги барышни, также возлежавшей на полу.

— Барышню-то зачем? — упрекнул соратника Сыч, заскакивая в кассу и осматриваясь. — Встаньте, барышня, вам валяться не обязательно.

Барышня зашевелилась и поползла в угол — вставать почему-то не пожелала.

— Ну и ладно, — Сыч обнаружил записывающее устройство, извлек кассету и кивнул Мо. — Магазины забери, «ствол» оставь. А то попадет парню за «ствол».

— Пусть живет?

— Ага, пусть. Уходим…

До Балашихи — убежища военных преступников Приграничья в Первопрестольной — добрались без приключений. При выезде на Каширское разминулись с лениво подвывавшей патрульной машиной, направлявшейся к месту событий. Краденую тачку бросили в каком-то тупичке, быстро поймали такси для Сыча и Мо, транспортировавших Шведова, Сало и Север прогулялись пару кварталов и также взяли такси. В половине одиннадцатого вся компания уже ужинала на квартире, снятой заблаговременно предупрежденным Серегой Обеснюком — боевым братом Сыча, тихо трудившимся в Балашихинском РОВД.

На следующий день смотрели новости и послеобеденную пресс-конференцию по поводу событий в Стародубовске. В СМИ было полно гнусных намеков на пресловутую «Белую стрелу», а глубоко несчастный Зданович метался как тигр в клетке, уворачиваясь от жалящих вопросов назойливых журналюг и истово бил себя ногой в грудь:

— Да не мы это, не мы!!! И не МВД! У нас такими веща ми не занимаются…

До Нового года занимались непродуктивным аналитическим трудом. Полковника лечили сами — благодаря проворности Анатолия Петровича, ему удалось в последний момент отпрянуть в сторону, и пуля задела плечо по касательной, вырвав клок мясца.

— А ведь не пугал, гад, — бил на поражение…

Непродуктивный труд заключался в обработке имевшейся в наличии и свежеполученной в гостинице информации. Скажем прямо, информации было — мизер, и Шведов, переставший уже к концу вторых суток температурить, предупредил соратников, что шансы на успех ничтожны.

— Тем не менее пренебрегать информашкой не стоит. Будем работать…

Информация была представлена четырьмя составляющими:

— два фрагмента обгоревших фирменных бланков, обнаруженных среди прочего мусора в изуверски подожженной урне;

— показания сутенера Василия Петровича Кудрявцева, злодейски взятого Хасаном в заложники и отпущенного затем на произвол судьбы;

— кассета из видеосистемы наблюдения, цинично изъятая Сычом в обменнике, плюс кассета Шведова, записывавшего на всякий случай репортажи с процесса Бульдозера;

— характеризующие данные по Хасану, полученные Шведовым ещё в бытность великого служения Отчизне.

Рассмотрим составляющие в порядке нумерации. Увы, в ванной гостиницы прекрасная вентиляция, костер в урне горел весело и споро. Поэтому фрагменты бланков, годные для чтения, оказались совсем крохотными и содержали следующую информацию:

— на первом удалось прочесть слова «пансио…», «…еный отдых» и «…еть»;

— на втором вообще сохранилась целая фраза: «…леп ная …рода Подмосковь…».

— Понятное дело, — слегка порадовался Сыч. — Подмосковный пансионат. «Полноценный отдых». Или «не — въепенный отдых». И вообще — «окуеть». Природа-то — великолепная!

— В Подмосковье несколько сотен пансионатов, — вскользь заметил Шведов. — Если брать только Дмитровское направление, указанное Василием, — около сотни. Замучаемся искать…

Да, Василий — сутенер, к которому вломились без спроса наши парни, под «стволом» рассказал короткую историю своего постыдного пленения. Взяли у «Тамары», прокатились за МКАД, по Дмитровскому шоссе, затем агрессор велел парню снять штаны, тем самым лишив его свободы перемещения, отнял мобильник, проколол ножом шины и убыл на попутке — прочь от города. Своим курчавым боссам из «Тамары» Василий, разумеется, пожаловался, те обещали разобраться, но пока что — тишина…

Кассеты особенно не радовали. На той, что из обменника, просмотренной с адаптером и переписанной на обычную, Хасан смотрелся этаким ночным уродцем, более похожим на негатив вампира. Требовался хороший компьютер с картой, имеющей видеозахват[53]и мощную программу для редакции фото-видео. Кассета с записями репортажей также не впечатляла: репортеры особое внимание уделяли Бульдозеру (УАЕД), а дедушка Хасан вечно торчал где-то сбоку, на дальнем плане, и в кадре были хорошо видны лишь его пышная борода и крючковатый нос.

По техническим причинам в ближайшее время произвести обработку изображения не представлялось возможным. Серега Обеснюк, за полтора года прошедший тернистый путь от опера до следователя, имел в подчинении дряблый 486-й с допотопным принтером. Можно было, конечно, попросить Серегу обратиться к экспертам, но не хотелось посвящать славного парня во все подробности этого деликатного дела. У других друзей Сыча, живших тут же неподалеку, компьютеров вообще не было. Пересылать кассеты стародубовским хакерам, работавшим на команду, было недосуг, да и рискованно. А все бывшие московские «связи» полковника следовало считать наглухо утраченными ввиду его (полковника) отсутствия в природе. Напомню — для всех его бывших знакомых Анатолий Петрович давно умер.

Напоследок — информация по Хасану, которой обладал полковник.

— Хасан — это классика жанра. Я впервые о нем услыхал в самом начале службы. И ориентировку видел лет двадцать назад — там он был совсем молодой, на себя теперешнего не похожий. В последний раз слышал о нем лет восемь назад, в связи с терактами в Израиле…

Итак: Хасан Махмуд Агамейни ибн Хуади. 1938 года рождения. Перс. Учился у нас, сначала в Университете дружбы народов им. П. Лумумбы, затем как-то умудрился перевестись в МГУ. Активно сотрудничал с КГБ в качестве сексота. Затем выпал из поля зрения — уехал из Союза. Следующее десятилетие посвятил дальнейшему обучению, с успехом окончил Оксфорд, несколько лет преподавал в Итоне. В общем, жажда знаний…