глазу и поморщилась. — Повязку меняли вчера, но там еще все опухшее. Врачи не знают, что там за повреждения… — Она приложила руку к груди и вздохнула. — Необратимые или нет.

— А вы виделись со своим коллегой, Эйдом? — спросила Хенли. Интересно, признает ли Карен, что она частично виновна в том, что с ним произошло?

— О… м-м… Я его не видела. Как он?

— Все еще в коме. У него проломлен череп, поврежден мозг.

Взгляд Карен опустился на больничное одеяло.

— Я… А он поправится?

— Врачи не уверены.

Карен посмотрела на Хенли единственным здоровым глазом, потом отвернулась.

— Я не думала…

— Что вы не думали?

— Ничего. Ничего. Эйд этого не заслужил. Все произошло так быстро.

— Вы проводили много времени с Оливером, не так ли?

Хенли заметила, как при упоминании Оливера на мгновение загорелся здоровый глаз Карен.

— У меня не было выбора. Это часть моей работы. Я не проводила с ним все время.

— Но у вас же не полностью укомплектован штат. Не хватает надзирателей. Точно так же, как в полиции. Как везде. — Хенли наклонилась вперед на стуле. — Из-за нехватки людей у вас увеличена нагрузка, вероятно, вы делали больше, чем предполагают должностные обязанности?

Карен кивнула.

— Платят мало. График ужасный, и надзирателей недостаточно.

— Вы знали, что у Оливера имелся доступ к мобильному телефону?

Карен не ответила.

— Как, по вашему мнению, он мог получить телефон?

— Через кого-то из заключенных. Одного из надзирателей. Не он первый.

— Даже в блоке строгого режима? Я считала, что в этом блоке сотрудники более бдительны и пресекают подобные вещи.

— Я не знала, что у него есть телефон, — Карен поменяла положение. Ей явно было некомфортно. — Нельзя сказать, что его держали в изоляции. Он разговаривал с другими заключенными. Они легко могли передать ему телефон.

— Он говорил вам, что плохо себя чувствует?

Хенли взяла графин и налила стакан воды для Карен.

— Нет. — Карен с благодарностью взяла стакан. — Он не просил вызвать к нему врача, но, может, он что-то говорил кому-то из надзирателей из другой смены.

— Вас не было рядом, когда он потерял сознание?

— Нет. Я проверяла других заключенных в блоке. Это допрос?

— Нет. Нет. Я просто хотела узнать, как вы себя чувствуете, и задать несколько вопросов о побеге Оливера. Вы же важная свидетельница. Мы его до сих пор не поймали, поэтому любая информация, которую вы нам сообщите, может оказаться жизненно важной.

— Я рассказала все, что знаю, тем полицейским, которые приходили сегодня утром, — голос Карен звучал почти раздраженно.

— Это были агенты из Национального агентства по борьбе с преступностью. А после этого произошло еще одно убийство, и у нас есть улики, указывающие, что в его совершении нужно подозревать Оливера.

— Питер не стал бы… Я хотела сказать… Зачем ему?

Хенли заметила, что Баджарами всегда называет Оливера по имени.

— Он убийца. А убийца убивает. Возможно, ему будет предъявлено обвинение в покушении на убийство за то, что он сделал с Эйдом. И, конечно, за нанесение тяжких телесных повреждений вам и больничному охраннику.

Хенли видела, что ее вопросы вызывают у Карен дискомфорт: Баджарами начала нервничать и теребить цепочку на шее.

— Я все сказала, когда давала показания. Все произошло так быстро. Я была в коридоре, когда услышала шум, потом вошла в палату, и он… Я даже не знала, что у него в руке вилка.

Судя по виду, она готова была расплакаться, но Хенли была совсем не уверена в искренности этих слез.

— Вы еще о чем-то хотели меня спросить? — посмотрела на нее Карен.

— Да. Кто-то передал Оливеру инсулин. Оказывается, он из той партии, которая хранится в тюремной медсанчасти…

— Вы о чем?

— Я не думаю, что Оливер вышел из блока, где его содержали, сам прогулялся до медсанчасти и взял инсулин. Вероятно, ему его передал кто-то из сотрудников тюрьмы.

— Не я.

— Кто это мог быть, по вашему мнению? Есть какие-то предположения?

— Нет, нет… Я не… Я не понимаю, почему кто-то стал бы ему помогать. Посмотрите, что он сделал со мной и Эйдом.

— Есть еще один вопрос, — продолжала Хенли. — Склад с холодильными установками «Франклин-Джоунс». Вы о нем слышали?

Карен повторила название и покачала головой.

— А почему вы спрашиваете?

— У нас есть записи с камер видеонаблюдения из их офиса. На них на прошлой неделе оказалась похожая на вас женщина.

— Нет, это не могла быть я. Я никогда не бывала в Мэнор-парке и уверена, что работала на прошлой неделе. Вероятно, это просто похожая на меня женщина. У меня ведь самое обычное лицо.

Хенли внезапно охватило волнение.

— Я не говорила, что он находится в Мэнор-парке.

— Мне кажется, что говорили. Еще что-то? Просто я очень устала, — сказала Карен.

Цепочка, которую теребила Карен, выскользнула из-под больничной ночной рубашки и теперь болталась у нее на шее.

— В том-то и дело, что нет, — покачала головой Хенли и добавила: — Какая у вас интересная цепочка. Она понравилась бы моей дочери. Она обожает звезды.

— Спасибо, — Карен быстро убрала цепочку назад под больничную рубашку.

— Там хрустальная подвеска?

— О, не уверена. Это был подарок с пожеланиями скорейшего выздоровления.

— От вашего любимого мужчины?

— Что-то в этом роде. — Карен откинулась на подушки и вытянула цепочку перед собой. — От хорошего друга.

* * *

Хенли вышла из палаты Карен и отправилась на сестринский пост.

— Простите… — Хенли предъявила удостоверение дежурному медбрату, сидевшему за письменным столом. — Мне нужно задать вам вопрос о вашей пациентке Карен Баджарами в палате номер шесть.

— Нам не разрешается разглашать информацию о наших пациентах, — ответил он.

— Мне не нужна информация конкретно о ней. Я просто хотела узнать, приходил ли кто-то ее навещать. Я спущусь и проверю это у больничной охраны, но если вы здесь дежурите…

— Несколько человек приходило, — сообщила молодая медсестра, сидевшая рядом с ним. На бейджике значилось имя Исма. — Вчера вроде бы опять приходила ее мать и пара друзей с работы. Мне еще пришлось им сказать, что их слишком много в палате.

— А еще кто-то был? — спросила Хенли.

— Да, мужчина приходил прямо с утра. Помнишь его, Жюльен? — спросила Исма. — С контейнерами из «M&S»[69]. Он еще спрашивал, где их у нас можно оставить.

— О да, был, — кивнул Жюльен, не обращая внимания на звонивший у него на столе телефон. — Я его как раз впускал. Наше меню ему совсем не понравилось. И я его понимаю. Я этой едой даже своего кота не стал бы кормить, а кота я не люблю.

— Вы помните, как он