Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Симоне теперь ломал голову, не были ли эти просители слугами дьявола, пытавшимися соблазнить Синьорию деньгами, и не стоит ли обойтись с ними по всей строгости. Эта мысль всецело занимала его, и если бы Сандро начал говорить с ним о своей мастерской, он тоже мог бы угодить в пособники Сатаны. Позднее свое возвращение Симоне объяснял тем, что весь вечер они были заняты сооружением на площади огромного костра. Захлебываясь от восторга, он хвалился пришедшей ему в голову удачной мыслью соорудить из всего этого хлама, собранного по городу и в его окрестностях, пирамиду с семью ступенями, символизирующими семь смертных грехов; эта идея была одобрена самим Савонаролой. В основание пирамиды они положили маски и карнавальные одеяния, а сверху книги всех этих язычников — Анакреона, Аристофана, Овидия, Лукиана.
Было видно, что одно это перечисление доставляет Симоне удовольствие, и он постарался запомнить имена тех, кто подлежал сожжению; ведь за всю жизнь, насколько помнил Сандро, этот неудачливый купец не прочитал ни одного из тех авторов, о чьей греховности судил с такой уверенностью. Он с грустью подумал, что в этой пирамиде ожидают своей печальной участи Боккаччо, которого читал его отец, книги, подаренные ему философами из Платоновской академии, Полициано, Пульчи. Поверх книг подручные доминиканца бросили благовония, пудру, различные игры, музыкальные инструменты. И уже потом на все это легли картины, рисунки, гравюры.
У Сандро чуть было не сорвался с языка вопрос, не видел ли Симоне написанные им картины, изображающие Весну и Венеру, но он вовремя удержался. Чего доброго, Симоне стал бы расспрашивать, для кого он их написал и где они могут находиться. Он ничего не сказал, а ведь всего несколько слов могли бы избавить его от самого великого греха. Видимо, что-то более сильное, чем страх за собственную душу, удержало его от раскрытия этой тайны. Симоне чуть ли не до утра хвастал своим подвигом во имя спасения истинной веры и расхваливал мудрость флорентийского пророка, но Сандро давно уже перестал его слушать: собственные мысли обуревали его, и он вдруг с ужасом осознал, что сомневается в непогрешимости Савонаролы и в мудрости его решения придать огню творения рук человеческих. Кто докажет ему, что все совершенное им — это всего лишь утеха дьявола?
Он не мог, однако, не прийти на площадь Синьории в ночь сожжения «игрушек суеты», как окрестил их Савонарола. Да, «плаксы» постарались на славу, и зрелище обещало быть действительно грандиозным и поучительным. Гора отобранных у граждан вещей была величиной с приличный дом, а венчала ее фигура с козлиными ногами и развевающейся по ветру бородой из мочала. Скорее всего, это был символ Сатаны, но, возможно, неистовый проповедник именно так представлял себе языческих богов. Напрасно старался Сандро рассмотреть в этой пирамиде хотя бы одно из своих творений: все было перемешано, разбито, испоганено. С заунывными песнопениями, никак не подходящими для проводов карнавала, к костру приблизились избранные «плаксы», чтобы зажечь его. Огонь долго не хотел разгораться, но потом груда вещей как-то разом вспыхнула, и площадь наполнилась треском всепожирающего пламени. Обычно вокруг таких костров — а Сандро перевидал их на своем веку немало — пели и плясали, водили хороводы, стремясь нагуляться на время Великого поста, но сейчас над площадью царило тягостное молчание. «Плаксы» собрались было устроить хоровод, но вскоре бросили эту затею, так как никто из стоявших рядом зрителей не присоединился к ним, не разделил их наигранную радость. Люди разошлись с площади задолго до того, как погас этот чудовищный костер.
Сандро прислушивался к разговорам горожан, но не услышал ни одного слова одобрения затеи Савонаролы. Многие сокрушались о том, что погибли творения, бывшие украшением Флоренции, и ничего не было предпринято для их спасения. Были и такие, которые осуждали Савонаролу за то, что он пустил на ветер сокровища, за которые город мог бы выручить немало денег. В душах рачительных флорентийцев такой поступок никак не мог вызвать одобрения. Самоочищение, которого требовал наместник Христа во Флоренции, свершилось, однако, вопреки его ожиданиям, оно принесло не умиротворение, а недовольство. В разговорах все чаще стало всплывать имя Великолепного, который конечно же не допустил бы бесчестия Флоренции. Савонарола совершил одну из своих крупнейших ошибок — он покусился на красоту, и это рано или поздно должно было принести отмщение.
В городе знали, что Пьеро находится в Сиене, и ждали, что он может предпринять. И хотя Сандро не испытывал абсолютно никакой симпатии к сыну Лоренцо, но и он ловил себя на мысли, что желает, чтобы он пришел во Флоренцию и положил конец этому затянувшемуся кошмару. В ночь на 26 апреля 1497 года Пьеро с отрядом в полторы тысячи лучников и восьмьюстами конниками покинул Сиену и под покровом темноты двинулся к Флоренции. Он рассчитывал на внезапность своего нападения, но случилось так, что некий крестьянин заметил войско, двигавшееся в темноте к городским воротам, вскочил на коня и поспешил в город, чтобы предупредить власти. Тотчас же были подняты все мосты, а на городских стенах расставлены лучники. Неожиданное нападение Пьеро сорвалось, и ему оставалось только разместить свое войско под стенами города и послать Синьории требование открыть ворота. Но они остались закрытыми. Даже новый гонфалоньер Бернардо дель Неро, который отнюдь не был сторонником Савонаролы, не решился это сделать. Ко всему прочему, вдруг начался проливной дождь, который продолжался весь день. Казалось, солнце померкло, и, видя в этом знамение Божие, никто не решился выйти на улицу, чтобы потребовать возвращения Пьеро. Наступила ночь, а ливень все продолжался, унося с потоками воды надежды на восстание флорентийцев в пользу отпрыска Великолепного. В отчаянии Пьеро приказал трубить отступление. Савонарола мог торжествовать.
Но ликовать было рано. Симоне все это время пребывал в большом смятении, прекрасно понимая, что ему несдобровать, если пророк потерпит поражение и в город возвратятся Медичи. В ночь на 5 мая он пришел домой сам не свой и поведал брату, что они только сегодня узнали о намерении группы заговорщиков лишить их учителя жизни завтра в соборе, когда Савонарола будет читать проповедь. Он предложил Сандро отправиться вместе с ним в собор, чтобы защитить фра Джироламо от покушения. Но Боттичелли отказался. Нет, он ни во что не собирается вмешиваться — пусть все идет своим чередом, а у Савонаролы и без него хватит защитников. Сандро удерживал не страх, а желание, чтобы все наконец оставили его в покое.
На следующий день Симоне возвратился домой изрядно потрепанный, в разорванной одежде, но счастливый до предела: еще бы, им удалось спасти своего проповедника! Слухи о заговоре оказались правдой. В соборе несколько молодых людей во время проповеди бросились на Савонаролу, но их остановили находившиеся в толпе «плаксы». Возникла потасовка, во время которой досталось и тем, и другим. Пока шла драка, Савонаролу, так и не закончившего проповедь, увели в Сан-Марко, где он мог считать себя в безопасности. Слушая этот рассказ брата, Сандро вспоминал подобное этому событие, во время которого погиб Джулиано Медичи. Но как они отличались друг от друга! Тогда за Лоренцо вступился весь город, а сейчас флорентийцы, кроме кучки «плакс», проявили полное безразличие. Нет, тот костер на площади Синьории еще дорого обойдется Савонароле, и этого пророк явно не предвидел. Да и как он мог предвидеть это, не зная нрава флорентийцев — он ведь был чужим в этом городе! Развязка быстро приближалась; Сандро чувствовал это по той напряженности, которая сейчас царила во Флоренции.