Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я удивленно охнула, а Зверь совершенно спокойным голосом поинтересовался:
– С какого такого перепугу она твоя?
– С такого.
Как-то у меня поклонники в последнее время плодятся просто с астрономической скоростью.
– А она об этом вообще знает? Нет, мне-то до всего до этого дела нет, – паясничал Зверь. – Но говорят, что у неё, – кивок в мою сторону, – женишок немного помоложе будет.
– Просто разверни шлюп назад, – прорычал мужчина.
– Кстати, – мальчишка поёрзал в кресле. – Где ты такую машинку взял вообще, я себе такую же хочу… Хотя о чём это я, она же и так уже моя!
Антон на зверские провокации больше не вёлся, он сцепил перед собой руки в замок и хмуро сообщил:
– Вы и близко себе не представляете, во что ввязались. Если вы не вернётесь в замок немедленно, то единственное, что я вам могу пообещать совершенно точно, так это очень, очень большие неприятности.
Я громко хмыкнула, а затем, поймав удивлённый взгляд мужчины, широко зевнула:
– Слушайте, – обращаться к незнакомцу на «ты» мешало проклятое воспитание, – придумайте уже что-нибудь новенькое, а? У меня от этих ваших неприятностей, которыми вы так усиленно все меня кормите, уже изжога. И вообще, – я наклонилась к экрану, – вы мне надоели. И вы, и Цезарь, и Евангелина, и ваши тайны, враньё вечное, закулисные игры…
Воздух внутри корабля вдруг загустел и приобрёл неприятный горьковатый вкус. Я открыла рот, чтобы предупредить: не собираюсь больше быть игрушкой в чужих руках, а вместо этого засипела, испугав Зверя странным звуком.
– Старуха? – мальчишка вскочил на ноги, забыв о роли ядовитой на язык красотки. – Что происходит?
Слова взялись из ниоткуда и сами легли на язык:
– Виновные получат по заслугам, кровью своею клянусь.
Антон некрасиво оскалился, приподняв дрожащую верхнюю губу, и прошептал, то ли восхищённо, то ли испуганно:
– Я знал, что ты вернёшься…
От звука его голоса было больно почти физически, воспоминания о том, когда этот мужчина впервые появился в моей жизни болезненно разрывали сознание.
– Ну, хватит, – где-то за границами круга восприятия произнёс Зверь и оборвал разговор с Антоном.
– Зачем? – я моргнула мокрыми ресницами.
– Я тоже умею клясться, – ответил мальчишка, направляя корабль к появившемуся на горизонте острову. – Я Северу слово дал, что отвечаю за тебя головой.
– И что? – я ухватилась рукой за спинку кресла, в котором сидел Зверь.
– И то. В зеркало на себя посмотри. У тебя всё лицо в крови.
Я провела пальцами по горячей мокрой щеке и с удивлением поняла, что это не слёзы текут из моих глаз.
– Что со мной происходит, Зверёныш? – прошептала растерянно, потому что кровь была привычного для нормальных людей красного цвета.
– Я не знаю, но мы выясним, обещаю, – мальчишка посадил корабль на каменистую поверхность острова и, повернувшись ко мне, спросил:
– Скажи мне, Оль, ты хорошо переносишь боль? – я молча собрала волосы на затылке, перекинула их через плечо и, опустившись перед Зверёнышем на колени, наклонила голову, открывая доступ к бархотке на шее.
Играется на любом покрытии на полях любого размера любым количеством людей. Правила и условия победы оговариваются на месте непосредственно перед началом игры.
– Слушай, – Зверь осторожно провёл по замочку бархотки, щекоча мягким пальцем кожу на моём затылке, – Тут защита, как в правительственном банке.
– Ты знаешь, какая там защита?
– Ну, как тебе сказать…
Я поняла, что мальчишка нервничает и сомневается. Понимает, что другого выхода нет, и всё равно не хочет делать мне больно.
– Просто сделай это, – мягко попросила я. – Не представляешь, как я мечтаю избавиться от этой удавки.
Перед тем, как взяться за замок, Зверь выдохнул, словно заранее извинялся за боль, которую собирался мне причинить. Я открыла рот, чтобы ещё раз подбодрить приятеля, но тут в мою кожу вонзились сотни маленьких игл, и мне стало не до того.
Как там Цезарь сказал? Небольшой разряд тока?
Меня прострелило от макушки до пяток и обратно, и от боли просто в глазах потемнело. Тело скрутило судорогой такой силы, что я прокусила себе губу и упала на пол, как подкошенная.
– Вставай, – Зверь помог мне подняться и дойти до кушетки в зоне отдыха. – Знаю, что больно, но придётся потерпеть.
– Подожди! – взмолилась я. – Я сейчас, мне только надо немного…
– Времени нет, – он виновато отвёл глаза. – Подозреваю, что в замок встроена сигнализация, и хозяин уже получил звоночек о попытке взлома.
Я обречённо зажмурилась, понимая, что он прав, что «хозяин» ещё раньше мог заметить моё исчезновение с территории Пансиона.
Зверь велел мне лечь на живот, всучил какую-то книгу, чтобы я могла зажать зубами корешок, а не грызть собственный язык, а сам сел мне на спину и прошептал:
– Прости.
А потом я мысленно возблагодарила парня за то, что тот догадался дать мне эту самую книгу. Потому что боль, пронзившая моё тело, была такой сильной, такой обжигающей и невыносимо острой, что я точно заорала бы, срывая голосовые связки и оглушая себя и Зверя, которому сейчас совершенно не нужен был лишний стресс. Изо всех сил я сжала челюсти, вгрызаясь в чёрную обложку, и прежде, чем боль полностью затопила мой мозг, успела подумать о том, что выражение «глотать книги» теперь мне подходит как никогда точно.
Я запах книг любила всегда. Новых, пахнущих вкусной типографской краской. Библиотечных – с ароматом чернил и чужих домов. Старинных – с загадочной ноткой пыли веков. Книга, выхваченная Зверем с этажерки, совершенно точно была старинной, потому что зубы увязли в жёсткой коже – теперь таких переплетов никто не делает – а рот наполнился горьковатой слюной.
Я замычала, ощущая пыльный бумажный вкус на языке, зажмурилась до разноцветных кругов перед глазами и только после этого то ли потеряла сознание, то ли впала в лёгкий транс, то ли просто провалилась в одно из потерянных воспоминаний.
В очередное из, не раз виденное мною в дурных снах.
Я сидела в комнате с белыми стенами на столе, обтянутом холодной клеёнкой, неприятно липнущей к коже. Глаза болели и чесались, потому что до этого я долго и надрывно плакала. И лет мне было пять. Или четыре. И я баюкала свою левую руку, забинтованную окровавленной марлей, а над моей головой разговаривали двое. Нет, не так. Ругались двое.
– Ты не в своём уме? – произнёс тот, кто стоял справа от стола, я подняла голову и узнала Цезаря. Нет, тогда ещё не Цезаря, а Сашку. – С ней нельзя так!