За моей спиной молчали и, по-моему, даже не дышали. И мне на миг стало страшно. Чёрт его знает, как приятель воспримет мои слова. Посмеётся и назовёт сумасшедшей, не поверив ни слову? Или испугается, отшатнувшись?

Я шевельнулась в попытке оглянуться, но мальчишка удержал меня на месте, опустив на талию неожиданно сильную руку.

– Подожди, – растерянно пробормотал он, а я облегчённо выдохнула, не услышав в голосе ни насмешки, ни отвращения. – Я только немного переварю информацию.

– Так ты… мне веришь?

– Ёлка, не льсти себе. Врать ты не умеешь совершенно. Кажется, этот момент мы с тобой уже прояснили…

Я удрученно хмыкнула, а Зверёныш осторожно, почти невесомо, дотронулся до моей израненной спины и спросил:

– И не больно?

– Больно, – простонала я и выгнулась, когда Зверь попытался отнять от раны расплавившуюся ткань сорочки. – Не надо.

Перевернулась на другой бок и, заглянув во встревоженное лицо друга, пояснила:

– Без воды не справиться: по ощущениям, всё насмерть приросло…

Зверь поморщился так, словно я ему больно своими словами сделала, а в следующее мгновение мы услышали звук, который заставил нас замереть и обменяться перепуганными взглядами. Шипение приземляющегося стандартного мобильного фоба на миг заглушило даже стоны ревущего на острове пламени.

– Кажется, у нас гости, – пробормотал мальчишка, осторожно выглядывая в щель, которая образовалась между скалой и обшивкой.

– Чтоб их разорвало, – я едва не заплакала от расстройства, увидев, как из не до конца открытой двери фоба выпрыгнул Цезарь. Огляделся по сторонам, по-хищному дёргая кончиком носа и сверяясь с наладонником в руке, а затем рванул, перепрыгивая через камни, в сторону догорающего остова корабля.

– Туда нельзя, – на его пути, словно по волшебству, вырос начальник службы охраны. – Опасно.

– Убью! – взревел невменяемый правитель Яхона, бешено раздувая ноздри.

– Не могу позволить, – охранник был напуган, но настойчивости не терял, а зря – я бы с удовольствием посмотрела на то, как почернеет и потрескается от жара кожа моего самопровозглашённого жениха. У Цезаря регенерация была намного слабее моей, но и моя бы тут не помогла, потому что белое пламя пожара обжигало моё лицо даже здесь, в десятке метров от очага и за надёжной защитой.

– С дороги!

Потенциальный самоубийца не сдвинулся с места даже тогда, когда Цезарь выхватил из кобуры пистолет и прижал чёрное дуло к побледневшему круглому лбу. И я уже было решила, что прямо сейчас снова увижу, как мой брат… мой ненастоящий брат убивает невиновного человека, но в этот момент прямо над нашими головами раздалось шипение ещё одного фоба, и мы со Зверем инстинктивно напряглись.

– Не сходи с ума! – голос Палачинского мы узнали оба.

– А вот это плохо, – шепнул Зверёныш, глядя на пару военных ботинок, мелькнувших перед нашими лицами, видимо, парень тоже знал, что Палач более спокойный, более уравновешенный, а главное, более въедливый и дотошный.

– Убив начальника собственной охраны, который, кстати, просто хорошо выполняет свою работу, ты ничего не решишь.

– А убив начальника Службы Безопасности? – Цезарь опустил руку с пистолетом и посмотрел на своего старинного приятеля.

– Очень смешно.

– Похоже, что я смеюсь?

– Свиридов, – Палач посмотрел на несостоявшегося смертника. – Возьмите моего пилота и осмотрите остров, нам с вашим руководством надо кое-что обсудить.

– Я и твоё руководство тоже, – проговорил Цезарь спустя полминуты.

– Угу. Я в курсе. Сашка, если она внутри, ты всё равно ничего уже не сделаешь.

– Я знаю, – Цезарь громко выругался. – Я просто поверить не могу, что после стольких лет ожидания, после всего… Мы снова остались ни с чем.

– Я говорил ранее и повторюсь. У нас ещё есть время, а цесаревна не единственный носитель во вселенной.

Цезарь устало опустился на землю, упёрся локтями в широко расставленные колени и произнёс:

– Ей было почти пять, когда я понял, чья кровь ей досталась.

– Что?

– Ты никогда не задавался вопросом, откуда у меня тогда появилось так необходимое нам оружие?

– Задавался, – Палач присел рядом со своим другом. – И знаешь, что? Я решил, что просто не хочу знать ответ.

– Мудро… Ты всегда думал на пять ходов вперед.

– А ты, пока я думал, действовал и побеждал, – примирительно уточнил начальник Службы Безопасности. – Сашка, ты опять? Я не претендую на твоё место. По-моему, мы это выяснили ещё лет двадцать назад.

– Не опять, – Цезарь поднял с земли камушек и зашвырнул его в ревущее пламя. – Я пошёл за помощью к Зимовскому.

– И я эту помощь получил.

– В обмен на неё?

– Нет.

Я посмотрела на Зверя, чтобы убедиться, что тот тоже не особо понимает, что происходит. Мальчишка лежал рядом, затаив дыхание, и недоумение на его лице зеркально отражало мои чувства.

– Нет, – повторил Цезарь. – Но он настоял, чтобы мы применили метод Ястребова… Не морщись, я к этому не имею отношения.

– Ну, да… Ты просто закрыл глаза, чтобы не видеть.

– И, попрошу заметить, открыл их в самый нужный момент.

– То есть?

– Метод, может, и варварский, но результат он дал. И я заметил это сразу, а вот Зимовский – нет. Тогда он решил, что либо ей надо время, а он никогда не отличался особой терпеливостью, либо она очередная пустышка, и отступил. А я следил, я ждал, я видел, как медленно, но верно укрепляется организм, как бледнеет кожа, как глаза меняют цвет… И сны. Сначала она рассказывала мне о том, что ей снится. Потом, к сожалению, перестала. Вас никого тогда не было рядом, чтобы заметить все эти перемены, но, Палач, я в первые дни был в шоке просто. Это было точно как в учебнике, над которым мы ржали в школе, не понимая, зачем нам нужны эти сказки.

– Врёшь! – выдохнул Палачинский.

– Как думаешь, благодаря кому мы сейчас сидим в Кирсе, а не гниём в Корпусе? Честно скажу, наблюдая за тем, как прогрессирует её интуиция, я уже начинаю думать, что она могла бы быть дочерью самого.

Цезарь многозначительно замолчал, а Палачинский, прокашлявшись, неуверенно пробормотал:

– Не говори ерунды. Они стерильны, это каждый школьник знает.

– Ага, – самопровозглашённый жених скептически усмехнулся. – А между тем, она…

Он вдруг замолчал на полуслове и вскочил на ноги, шагнув прямо к нашему укрытию, и я, кажется, разучилась дышать от страха, подумав, что вот нас и рассекретили.

– Всё-таки мертва, – мрачно произнёс Цезарь.

– Мы ещё не знаем, – попытался возразить Палач.