Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– …и изучаешь ты?
– Англ. лит., – отвечаю я.
– Извини, что? – переспрашивает Бамбер, наклоняясь ко мне.
– Ан-глий-скую ли-тера-туру! – громко отвечаю я, на этот раз немного громковато, и Бамбер отшатывается от меня, хотя и едва заметно: видимо, почуял, что в моем дыхании присутствует алкоголь, и понял, что у меня крыша набекрень.
Несмотря на все старания лицензирующих органов, факт остается фактом: если очень хочешь выпить, то найдешь выпивку в любой, даже самый поздний час.
Убежав из комнаты Алисы, я немного хожу по улице, чтобы успокоиться и перестать трястись, пока не оказываюсь перед индийской забегаловкой «Вкус раджа»[91]. Я вспоминаю индийскую поговорку насчет того, что можно пить всю ночь, если только не отходить более чем на десять шагов от луковых бхаджи[92]. Сейчас, в начале первого, ресторан пуст.
– Столик для одного? – интересуется одинокий официант.
– Да, пожалуйста.
Меня провожают к столику в самом конце ресторана, рядом с кухней. Я открываю меню и вижу, что «Вкус раджа» предлагает специальное, горько-ироничное меню для романтического ужина влюбленных пар по случаю Дня святого Валентина. Несмотря на то что заказать такой ужин весьма выгодно, я сомневаюсь, что смогу проглотить хоть кусочек. Кроме того, я сюда не есть пришел. Я заказываю пинту светлого пива, два пападама[93]и луковые бхаджи.
– Основное блюдо не будете заказывать, сэр?
– Может, позже, – отвечаю я.
Официант кивает с таким мудрым видом, словно ему известно, что иногда для души человеку требуется нечто брутальное, и идет за выпивкой для меня. Я выпиваю пинту пива и джин с тоником еще до того, как звякнула микроволновка на кухне у меня за спиной. Официант ставит разогретые луковые бхаджи на стол между моих локтей, и я поднимаю пустой бокал:
– Еще пинту пива, пожалуйста, и джин. Тоника больше не надо.
Официант с грустными глазами понимающе кивает, потом вздыхает и удаляется, чтобы принести заказ.
– Извините, вы не могли бы… – кричу я ему вслед, – не могли бы вы принести двойной джин?
Я несмело отламываю кусок лукового бхаджи и макаю его в сладкий водянистый мятный йогурт, и когда официант возвращается с моими напитками, я отпиваю немного пива и вливаю туда джин, размешиваю этот коктейль вилкой и думаю обо всем, что я знаю.
Я знаю, чем отличаются птерозавр, птеранодон, птеродактиль и рамфоринх. Я знаю латинские названия большинства птиц, обитающих в Британии. Я знаю столицы почти всех стран мира и флаги почти всех государств. Я знаю, что пишется «Колледж Магдалины», а читается «Колледж Мадлен»[94]. Я знаю все пьесы Шекспира, кроме «Тимона Афинского», и все работы Диккенса, за исключением «Барнеби Радж», и все книги о Нарнии, и порядок, в котором они были написаны; то же самое касается Шекспира. Я знаю все слова всех песен, когда либо спетых Кейт Буш, включая вторые стороны пластинок, а также высшие строчки в хит-парадах, которых достигали выпущенные ею синглы. Я знаю все французские неправильные глаголы, а также происхождение выражения «встать по струнке», и для чего нужен желчный пузырь, и как образуются озера-старицы, и всех британских монархов по порядку, и всех жен Генриха VIII и их судьбу, разницу между магматическими, осадочными и метаморфическими породами, и даты основных сражений в войне Алой и Белой розы, значение слов «альбедо», «перипатетик» и «литота», и среднее количество волос на голове у человека, и как вязать крючком, и разницу между ядерным синтезом и делением, и как правильно пишется «дезоксирибонуклеиновый», и какие созвездия есть на небе, и население Земли, и массу Луны, и принцип работы человеческого сердца. И в то же время ответы на всякие важные и основополагающие вопросы, например что такое дружба, или как пережить смерть отца, или как просто быть счастливым, просто быть хорошим, достойным, благородным и счастливым, лежат целиком и полностью вне сферы моего понимания. И мне приходит в голову мысль, что я вовсе не умный, что на самом деле я невежда, самый неисправимый круглый дурак на всем белом свете.
Мне становится грустно, и, чтобы хоть как-то взбодриться, я заказываю еще пинту пива и еще один двойной джин, вливаю джин в пиво, перемешиваю его вилкой, потом макаю кусок пападама в манговое чатни[95], и следующее, что я помню, – это как я просыпаюсь одетый в 6:30 утра.
– Брайан! Брайан, просыпайся…
– Брайан, вставай, мы уже опаздываем… – говорит кто-то, тряся меня за плечо.
Я отмахиваюсь от этих назойливых рук:
– Вон отсюда! Дайте поспать! Ночь на дворе!
– Уже полседьмого утра, Брайан, а нам нужно быть в студии в девять тридцать, мы не успеем. Давай же вставай… – И тут Патрик срывает с меня одеяло: – Ты что, спишь одетым?
– Нет!.. – восклицаю я негодующе, но не очень убедительно, потому что я явно сплю и при этом одет. – Замерз ночью, вот и все…
Патрик полностью стаскивает с меня одеяло:
– Да ты еще и обутый!
– Ноги замерзли!
– Брайан, ты что, пил?
– Нет!..
– Брайан, я думал, мы договорились – лечь пораньше и никакой выпивки накануне игры…
– Я не пил! – заплетающимся языком говорю я и заставляю себя приподняться, ощущая при этом, как пиво с джином и луковые бхаджи булькают в моем желудке.
– Брайан, я же чувствую, какой от тебя выхлоп! И вообще, почему у тебя матрас на полу?
– Он думает, что это футон, – говорит Джош, который стоит в проходе в одних трусах и дрожит от холода. Из-за его плеча выглядывает, моргая, Маркус.
– Мне пришлось разбудить твоих соседей, чтобы войти в дом, – поясняет Патрик.
– Ууупс… Извини, Джош, извини, Маркус…
– Глазам своим не верю – да ты до сих пор пьян!
– Я не пьян! Пять минут – дай мне только пять минут!
– У тебя есть три минуты. Я буду ждать тебя внизу, в машине, – сквозь стиснутые зубы цедит Патрик и уносится прочь. Джош и Маркус устремляются за ним. Я вздыхаю, тру руками лицо и сажусь на край футона.
Я вспоминаю Алису.
Я подхожу к шкафу и снимаю с вешалки папин коричневый вельветовый пиджак.
Дорога до Манчестера проходит мрачно. Мы едем в «2CV» Алисы, и она, увидев меня, снисходительно улыбается, словно говоря «никаких обид». Я делаю вид, что не замечаю этого, и втискиваюсь на заднее сиденье, давя ногами пакеты с чипсами и поломанные коробки из-под кассет. Я захлопываю дверь, потянув за бельевую веревку, привязанную к дверной ручке, и от перенапряжения у меня вырывается небольшая отрыжка, которую я потихоньку выпускаю сквозь стиснутые зубы. Доктор Люси Чан идентифицирует запах, ставит мне диагноз и улыбается улыбкой медицинского работника, которой, должно быть, ее обучили на занятиях. Когда мы трогаемся, я натягиваю пальто на подбородок, словно одеяло, и стараюсь не обращать внимания на раскачивание машины, которая, по-моему, совсем не имеет подвески, отчего поездка в ней похожа на катание на карусели.