– Действительно, слава богу! – воскликнул де Мон. – Ведь этапобеда, эта победа означает… вы понимаете, маркиза? Она означает, чтооткрывается наконец первая дверь на пути в многострадальную Францию нашегозаконного, богом данного короля. Виват Людовику ХVII! – выкрикнул нотариусшепотом, ибо никогда не забывал об осторожности, и воздел к потолку кулак занеимением бокала с шампанским. – Право, несмотря на отвращение, которое яиспытываю к Наполеону, мне порою становится страшно за него из-за совершенныхим святотатств, – проговорил де Мон и осекся, увидев озабоченность в глазахсвоей собеседницы.

– Что-то произошло? – насторожился нотариус.

– Да, Жозефина опять начала свои старые разговоры.

Мгновение де Мон смотрел непонимающе, потом побледнел, датак, что маркиза невольно протянула к нему руки, опасаясь, что старик упадет.

– Разговоры о… о покойном дофине?

– Увы, – склонила голову маркиза. – Увы.

– Но это ведь сущий бред! И потом, я прекрасно помню этумистическую историю с фиалками, собранными на могиле дофина! Жозефина тогдасама подтвердила, что он мертв! Мертв и похоронен!

Маркиза вскинула брови.

– Фиалки на могиле дофина? Впервые слышу. Когда это было?

– В 1808-м, когда Наполеон решил наконец развестись ижениться на этой австрийской любительнице пирожных.

– Вижу, вам по-прежнему не по нраву пышные формы, –засмеялась маркиза. – Однако вы забыли, что я в то время находилась в России икое-что ускользнуло от моего внимания. Итак, что за история с фиалками?

Де Мон досадливо передернул плечами.

– Да ну, ей-богу… дамские глупости! Вам, полагаю, известно опристрастии Креолки к этим цветам. Да что там! Об этом всем известно. Она якобыдаже в Тампль послала свои любимые фиалки. Допускаю, что это так. По рассказамлюдей знающих, подарок не пошел впрок: больной рахитом ребенок месяц спустяскончался в стенах темницы. Его похоронили ночью, тайком, в одном из укромныхуголков кладбища Св. Маргариты. Причем, якобы в память о том, что ребенок таклюбил свой горшочек с фиалками и, перебирая незадолго до смерти своимислабеющими ручонками их курчавые листочки, шептал: «Весной мы снова увидимся свами, дорогие цветочки!» – какая-то добрая душа посадила их на его могиле.

– Ой, бог ты мой, – прошептала маркиза, – я, кажется, сейчасразрыдаюсь!

Между тем на ее прекрасных глазах не было ни слезинки, и деМон покосился на нее неодобрительно:

– Во всяком случае, этот несчастный царственный ребенок и всамом деле умер в болезни и одиночестве. Что же касается… аксессуаров истории,ссылаюсь на Жозефину. Да… посадили, стало быть, на могилу дофина цветы, и онитак разрослись, что каждую весну покрывали ее сплошным лиловым ковром. И вотпрошли годы, настало 9 марта 1808 года. Как нарочно, накануне этого дня умердворцовый садовник, занимавшийся разведением фиалок, и Наполеон ни за что нехотел подарить ей цветы из сада, за которыми ухаживал покойник. Но где же взятьдругих фиалок в это время? Всюду по Парижу были разосланы гонцы с приказаниемнайти их во что бы то ни стало. Но труд напрасный: нигде не оказалось. И вдругкому-то из адъютантов повезло: у ворот Лувра он увидел маленькую, сгорбленнуюстарушку с корзиной вожделенных фиалок. Таким образом, торжествующий Наполеонполучил возможность прийти к Жозефине с букетом.

Вспыхнув от радости, Креолка обняла его, поблагодарила затруды и поцеловала букет… но вдруг, побледнев, почувствовала себя дурно и,выронив букет из рук, с ужасом воскликнула: «Прочь! Прочь! Это цветы смерти –они расцвели на могиле!» Пустились на поиски старухи. Нашли ее только через двадня, и она созналась, что сорвала эти цветы на чьей-то могиле, на кладбище Св.Маргариты. Это были, следовательно, цветы Жозефины, подаренные ею дофину!

– Получается, сама Жозефина была уверена, что дофин мертв, –сказала маркиза. – Для чего же она теперь извлекла на свет божий странныедомыслы? Я сама слышала, как Жозефина рассказывала Талейрану [96], будто она,действуя сообща с Баррасом [97], вызволила дофина из Тампля, якобы удалось ейэто благодаря ее слуге, уроженцу Мартиники, которого она не без труда устроилав Тампль сторожем вместо Симона [98]. Баррас же подменил дофина чахлым,золотушным ребенком и, чтобы спасти от революционного террора, отправил вВандею, где он до сих пор живет в надежном месте, скрывается, выжидая, когдасможет занять французский престол.

– Он уже далеко не мальчик, если все это правда, –пробормотал де Мон. – Готовый наследник!

– Это ложь! – вскричала маркиза так громко, что де Монвынужден был предостерегающе приложить палец к губам. – Жозефина хочетотплатить Талейрану за то, что тот устраивал брак Наполеона с Марией-Луизой!

– Почему же именно сейчас? – спросил де Мон.

– Потому что всем известно, что Талейран возлагает своинадежды именно на его величество Людовика ХVIII. Да разве только он один?! Все,все мы только его желали бы видеть на троне Франции!

Глаза ее сверкнули фанатичным блеском, голос дрожал, и деМон с трудом скрыл улыбку.

Да, постарела… Нотариус знал маркизу с давних лет, еще современ эмиграции в Кобленце, и мог убедиться, вместе со множеством другихмужчин, что она на диво хорошо сложена. Вуаль, опускающаяся на лицо, не мешаламаркизе частенько поднимать свои юбки. Был среди любовников маркизы и некийграф де Лилль, прежде звавшийся братом короля графом Прованским, а ныне –будущим королем Людовиком XVIII. К тому же маркиза наверняка виделась с графомде Лиллем во время его пребывания в России, которая приняла его в 1797 году,изгнала в 1801-м, вновь приняла в 1805-м и вновь изгнала после Тильзитскогомира. По опыту жизни де Мон знал, что самые пресыщенные женщины порою отдаютсвое сердце одному из любовников – и это не всегда самый красивый из их мужчин.Очевидно, таковым для маркизы стал Людовик Прованский. Или она рассчитывает накакие-то особые блага при реставрации монархии? Ну что ж, на чем бы низиждилась преданность, это все-таки преданность!