Об этом он не мог думать без содрогания. Вчера он уже едва не потерял ее. Точнее, они едва не потеряли друг друга. Айви проявила храбрость и преданность, она прошла вместе с ним через все испытания. А с какой безрассудной смелостью она сражалась с Алистэром! Физически она была полной противоположностью Аурелии — высокая и гибкая, подвижная и сильная. И все же эти две женщины были сделаны из одного материала.

Неудивительно, что Саймон не смог не полюбить Айви, хотя и не собирался этого делать. Чего уж там, сейчас он мог признаться, что в самый первый день их знакомства, когда она подняла руку, намереваясь вопреки его категорическому запрету задать вопрос, он был пойман в ловушку.

Правда ужаснула его.

— Как ваше плечо? — мягко спросил граф. Саймон понял, что Барнсфорт внимательно наблюдает за ним и, возможно, сумел прочитать по лицу все его невеселые мысли.

Маркиз постарался придать своей физиономии нейтральное выражение — нечего посторонним знать, что творится в его душе.

— Дьявольски болит. Доктор сказал, что там повреждены какие-то мышцы. — Он тряхнул головой и произнес то, с чем ему еще предстояло смириться: — Я уже никогда не буду прежним.

Но даже услышав собственные слова, он не мог в это поверить. Должны существовать какие-то способы регенерации нервных окончаний. Как только приедет домой, он найдет свои записи, касающиеся искусственной руки. Теперь в его распоряжении была настоящая плоть и кровь, с которыми можно экспериментировать.

— И Айви тоже. — Взгляд Барнсфорта разил наповал, как удар тока, — Она тоже никогда не будет прежней… такой, как была до встречи с вами.

Граф сделал акцент на слове «встреча», и Саймон понял, что это означает. Конечно, граф намекал на то, что Саймон отобрал у Айви.

— Не надо эвфемизмов, Барнсфорт. Уверяю вас, я…

Граф как раз собирался налить себе еще бренди. Вместо этого он с размаху поставил бутылку на стол, забрызгав каплями скатерть.

— Если бы не эвфемизмы, милорд, мне пришлось бы сломать вам шею.

Несмотря на более высокий титул Саймона и его крупное телосложение, он был захвачен врасплох и почувствовал себя неуютно. Пока граф сверлил его пылающим взглядом, маркиз пришел в себя, выпрямился, в результате чего острая боль пронзила плечо, и плеснул себе в бокал еще немного ароматного напитка. Он не мог не признать, что граф имеет все основания злиться… и даже привести в исполнение свою угрозу.

Поэтому он с некоторым облегчением заметил, как ярость покидает Барнсфорта. Тот расслабился, налил себе бренди и спросил:

— Вы намерены вернуть ей честное имя?

— И как можно скорее.

— Это правда?

Ответить Саймон не успел. В коридоре послышались быстрые шаги, замершие у двери. Забыв о больном плече, маркиз резко обернулся.

Он мгновенно отбросил все мысли о боли, увидев в дверях Айви. Она стояла, нахмурившись, уперев руки в бока и высоко вздернув подбородок.

— Мне очень жаль, старина! Айверс, что случилось?

Когда Айви остановилась, Джаспер Лоубри, следовавший за ней по пятам, врезался ей в спину и наступил на ногу. Теперь он стоял рядом и переводил недоумевающий взгляд с Айви на двух аристократов и обратно.

Айви кашлянула и обернулась к другу:

— Джаспер, надеюсь, ты нас извинишь.

Он почесал голову, точнее, наложенную на нее повязку, потом обалдело кивнул и пошел дальше. Айви вошла в комнату и плотно закрыла за собой дверь.

— Саймон, я рада, что ты на ногах. Очень рада. Но как ты смел?

— Как я смел — что?

Саймон и Эйдан одновременно отпрянули, словно она угрожала им электрическими проводами. Выражения их лиц были совершенно одинаковыми — удивленными и непонимающими. Казалось, они подумывали, не лишилась ли она рассудка.

Может быть, и лишилась. Точнее, не лишилась, а сознательно отбросила все доводы так называемого рассудка, которые запрещали женщинам посещать университет, участвовать в обсуждении интеллектуальных вопросов, стремиться к другим целям, кроме замужества и детей…

Она могла еще долго перечислять все то, что дамы не должны делать и не делали, но что она делала уже несколько недель, и не без успеха. И несмотря на все ее усилия, результат оказался плачевным: ни признания, ни уважения, ни даже совета.

— Как вы двое смеете думать, что можете планировать мою жизнь, не спросив моего на то разрешения?

Эйдан снисходительно пожал плечами:

— Айви, здесь нечего спрашивать и нечего обсуждать. Ты скомпрометирована, и брак — единственный выход.

— И я готов…

— Готов? — Ее взгляд уперся в Саймона. — Как это благородно с вашей стороны, милорд. Но в ваших услугах здесь никто не нуждается. Так уж вышло, что у меня другие планы.

— Какие еще планы? — насмешливая улыбка Эйдана заставила ее сжать кулаки.

Айви постаралась успокоиться, чтобы не дать им повода назвать ее сумасбродкой, истеричкой или как там еще мужчины называют женщин, когда вдруг оказывается, что у женщин есть свое мнение.

— Вы забыли о моей связи с королевой Англии? Я вернула ее камень, пусть немножко обломанный, но все же не совсем разбитый, несмотря на твои, Эйдан, титанические усилия выбить его из генератора.

— Я не придумал ничего лучшего, — пробормотал Эйдан.

— В любом случае ее величество будет мне благодарна и захочет наградить, как наградила нас после возвращения Лорел из Бата.

Она с необъяснимым удовольствием отметила, что Саймон, слушая ее, все сильнее хмурится. Он не сказал ничего, только смотрел на нее затравленным, больным взглядом, и Айви снова встревожилась. Наверное, все же его плечо болит слишком сильно. Судя по словам доктора, Саймон уже никогда не сможет хорошо владеть левой рукой.

Ох, лучше бы она успокоила его, хлопотала рядом, восхищалась его храбростью, смекалкой. Вообще-то говоря, для этого она сюда и пришла.

Но услышав, как мужчины обсуждают ее, словно неодушевленный предмет, она возмутилась так сильно, что забыла обо всех благих намерениях. У нее просто кровь вскипела в жилах. Не важно, что было в последние недели, но она никогда не выйдет замуж ради соблюдения приличий, потому что…

Потому что она любила его и могла выйти замуж только по этой причине. Приличия, честь, обязательства… Все это приводило ее в бешенство. Нет уж, лучше она умрет старой девой, до конца жизни вспоминая безумные дни, проведенные ею с Саймоном, чем выйдет замуж за него, поскольку этого требуют приличия, и позволит этим великолепным воспоминаниям увязнуть в болоте брака без любви.

Не приходилось сомневаться, что если он сказал такие слова, как «я готов», — все равно что он готов подмести пол или выйти из дома в дождь, раз уж необходимо, — значит, он не испытывает к ней тех же чувств, какие она испытывает к нему.