Меня пока никто не заметил, и я ненадолго задержалась на пороге, чтобы понаблюдать за матерью. Она вела себя как самый обычный человек, который пьет свой утренний кофе – как нормальный человек, который помнит, что его любимый цвет – красный, что его дочь давно закончила школу и что сам он бо́льшую часть молодости провел в путешествиях (назовем это так), бросив на произвол судьбы двух малолетних детей.

Накануне вечером я воспользовалась компьютером брата, чтобы посмотреть, как можно помочь людям, впавшим в слабоумие или заболевшим Альцгеймером. Среди прочего я прочла, что таким больным бывает полезно разглядывать старые фотографии. Полного излечения это, разумеется, не приносило, но считалось неплохой реабилитационной процедурой. Кэрри упоминала, что когда-то в библиотеке было несколько шкафов старых снимков – бывших газетных архивов, от которых редакции поспешили избавиться после того, как пресса перешла на цифровые технологии, а сами редакции, занимавшие прежде целые офисные здания, стали довольствоваться одним-двумя кабинетиками. Большинство фотоматериалов уцелело во время пожара, и я решила, что рыться в них – самое подходящее занятие для Кэрол-Линн. Главное, она не будет нам мешать, к тому же это могло принести кое-какую пользу и ей самой.

– Доброе утро! – сказала я наконец и, шагнув в кухню, схватила из фруктовой миски банан. Очищая его на ходу, я двинулась к кофеварке. Я уже собиралась спросить, где Кло, когда девочка буквально ворвалась в двери, и я с огорчением увидела, что на ней снова надеты черная футболка и черные джинсы, а волосы, как и раньше, свисают на глаза неопрятной челкой.

Бросившись в кресло рядом с Корой (и напротив моей матери), Кло взглянула на меня сквозь волосы.

– Я готова.

Кора сделала строгое, «учительское» лицо.

– Сегодня я планировала заняться с тобой историей и разобрать главу учебника, в которой говорится о «божественном предопределении»[33] и аннексии Техаса, – сказала она. – Но если хочешь, можешь пойти с Вивьен и помочь ей разбирать архивы… это ведь тоже история. В общем, решай сама, что тебе больше нравится.

Кло закатила глаза.

– Мне пофиг.

Я многозначительно откашлялась, и Кло быстро поправилась:

– Хорошо, мэм.

Она сказала это отчетливо и громко, не мямлила и не бурчала себе под нос, но смотрела при этом не на меня и не на Кору, а в потолок.

Я взяла из вазы второй банан и положила перед ней.

– Сначала поешь. Завтрак, как тебе известно, главная еда в течение дня.

Кло тяжело вздохнула, словно я предложила ей рыть колодец или грузить кирпичи, но взяла плод, очистила и стала есть, с хирургической точностью разрезая банан ножом на равные дольки. «Уж не от отца ли она это унаследовала?» – подумала я, пожимая плечами.

– Как там Матильда? – спросила я Кору.

– Хорошо, спасибо. Бабушка бодра и весела; учитывая ее возраст, это просто поразительно! Хорошо бы ко мне перешла хотя бы капелька ее здоровья!

– Передай ей при случае привет от всех нас, ладно?.. Впрочем, в ближайшее время я постараюсь сама ее навестить – ведь в первый раз мы так и не договорили! Правда, с тех пор я еще дважды заезжала в «Солнечные поляны», но мне каждый раз говорили, что она устала или плохо себя чувствует.

Кора как-то странно посмотрела на меня.

– Вы уверены, что мы говорим об одной и той же Матильде? – уточнила она. – Потому что за всю свою жизнь моя бабушка не чувствовала себя плохо буквально ни дня. Конечно, она иногда устает, особенно теперь, но сил у нее еще побольше, чем у меня.

– Вот и я тоже подумала, что здесь, наверное, какая-то ошибка… Впрочем, неважно… Ты только передай, что я постараюсь при первой же возможности снова к ней заскочить.

– Конечно, передам.

Я повернулась к матери:

– Ты готова?

– Готова. А куда мы идем?

– Не идем, а едем. В город.

Кэрол-Линн посмотрела на Кло.

– Это хорошо, потому что мне кажется – Джо-Эллен пора пробежаться по магазинам и обновить свой гардероб.

Кло мрачно взглянула на меня. Можно было подумать, это я виновата, что моя мать несет подобную чушь.

– Допивай кофе, и пойдем. Я вас отвезу.

– А Бутси разве не поедет? – Этот вопрос Кэрол-Линн задавала каждый раз, когда мы садились в машину.

– Сегодня – нет, – ответила я. – Но, может быть, в следующий раз…

Бо́льшую часть дороги до городского центра мы проехали в молчании – но не в тишине: я по привычке включила станцию, передающую музыку шестидесятых, и Кэрол-Линн тотчас принялась подпевать. Кло на заднем сиденье угрюмо поглядывала на нас, и я успела десять раз подумать, уж не приснилась ли мне милая девчушка в большой, не по росту, ночной рубашке, слушавшая вместе со мной ночную музыку кипарисов.

– Куда мы едем? – снова спросила Кэрол-Линн, когда по радио начали передавать рекламу.

– В магазин, – отозвалась с заднего сиденья Кло, ненадолго выйдя из своей мрачной задумчивости.

С одной стороны, я была рада, что мне не пришлось дважды отвечать на один и тот же вопрос, однако вместе с тем я поневоле задумалась о том, что мать, пожалуй, придется показать врачу вне зависимости от того, хочет она этого или нет. Томми говорил, что пытался записать ее на прием, но от поездки в клинику Кэрол-Линн отказалась наотрез. Я, впрочем, знала, что мой брат не из тех, кто станет прошибать головой бетонную стену – особенно если это означало причинить неудобство матери, которой он всегда старался угождать.

Я, разумеется, тоже не любила бодаться с каменными стенами, но, в отличие от Томми, сдавалась не так быстро. Не знаю, была ли это настойчивость или просто глупое упрямство, но в большинстве случаев я продолжала цепляться за поводья, даже вылетев из седла. Таблетки, которые я принимала, почти заставили меня забыть об этой особенности моего характера, но сейчас я испытывала прилив бодрости, сил и уверенности. Похоже, мой разум очистился настолько, что я сумела вспомнить что-то полезное – такое, о чем не сто́ило забывать.

– Когда ты в последний раз была у врача, Кэрол-Линн?

Мать перестала подпевать «битлам» и уставилась на меня так, словно видела впервые в жизни.