Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я скрутил глушитель, отбросил в сторону. Вытащил футболку из джинсов. Засунул пистолет под ремень.
Без особого успеха попытался не думать о матери, приставляющей пистолет к шее под подбородком, к груди. Старался не вспоминать, каково мне было, когда она нацелила пистолет мне в глаз и предложила посмотреть, как блестит пуля в глубине узкого темного канала.
Футболка если и скрывала пистолет, то не полностью. Но я не сомневался, что покупатели будут слишком заняты поисками дешевого товара, а продавцы — обслуживанием покупателей, чтобы заметить выпирающий из-под футболки бугор.
Я осторожно приоткрыл дверь, выскользнул из комнаты охраны, тут же закрыл дверь за собой. Какой-то человек шел по коридору, уходил от меня, в нужном мне направлении. Я последовал за ним, моля Бога, чтобы он прибавил шагу.
К счастью, он свернул направо, в широкие двери, ведущие к разгрузочной платформе, а я пробежал мимо лифтов с табличками «ТОЛЬКО ДЛЯ СОТРУДНИКОВ» к двери на лестницу. Поднялся по ней, перепрыгивая через ступеньку.
Где-то впереди находился Саймон Варнер. С добрым лицом. Сонными глазами. Татуировкой POD на левой руке.
На первом этаже универмага я покинул лестницу, вошел в подсобное помещение.
Симпатичная девушка с рыжими волосами перекладывала маленькие коробочки с полки в тележку.
— Привет, — дружелюбно поздоровалась она и улыбнулась.
— Привет, — ответил я и прошел в торговый зал. Попал в секцию спортивных товаров. Покупателей хватало. Мужчины, несколько женщин, главным образом подростки. Последние выбирали роликовые коньки, скейтборды.
За спортивными товарами продавали кроссовки, далее — мужскую спортивную одежду.
И везде толпились люди. Много людей. Царила атмосфера праздника. Никто не подозревал о грядущей беде.
Если бы я не перехватил Берна Эклса на выходе из комнаты охраны, он бы уже убил десять или двадцать человек. Тридцать.
Саймон Варнер. Крупный мужчина. С мускулистыми руками. Принц тьмы. Саймон Варнер.
Ведомый моим сверхъестественным даром, точно так же, как летучая мышь — встроенным в ее организм эхолотом, я пересек первый этаж универмага, направляясь к двери, которая вела в прогулочную галерею торгового центра.
Я не ожидал встретить там другого киллера. Эклс и Варнер наверняка выбрали удаленные охотничьи угодья, чтобы случайно не ранить друг друга.
В десяти шагах от двери в галерею я увидел Виолу Пибоди, которой строго наказал не выходить из дома сестры на Марикопа-лейн.
Именинницы Леванны и ее влюбленной в розовое маленькой сестры Николины рядом с матерью не было. Я оглядел толпу, но девочек не заметил.
Поспешил к Виоле и сзади схватил ее за плечо. Она вскрикнула и выронила пакет с покупками.
— Что ты здесь делаешь? — спросил я.
— Одд! Как же ты меня напугал!
— Где девочки?
— С Шарлей.
— Почему ты не с ними?
Она подняла с пола пакет.
— Еще не успела купить подарок. А без него какой день рождения? Забежала сюда на минутку за этими роликами.
— Твой сон, — напомнил я ей. — Это и есть твой сон.
Ее глаза широко раскрылись.
— Но я только на минутку, и это не кинотеатр.
— Это произойдет не в кинотеатре. Здесь.
На мгновение от ужаса у нее перехватило дыхание, глаза широко раскрылись.
— Уходи отсюда, — добавил я. — Уходи прямо сейчас.
Она шумно выдохнула, подозрительно огляделась, будто в каждом покупателе видела киллера, кивнула, направилась к двери в галерею.
— Нет! — Я остановил ее. Люди уже бросали на нас недоуменные взгляды. Меня это не волновало. — Там небезопасно.
Я развернул ее на сто восемьдесят градусов.
— Иди туда, через секцию кроссовок, через секцию спортивных товаров. Там есть подсобка. Недалеко от того места, где ты купила роликовые коньки. Зайди в подсобку. Спрячься там.
Она уже шагнула в указанном направлении, остановилась, посмотрела на меня.
— А ты не идешь?
— Нет.
— А куда ты идешь?
— Туда. — Я указал на галерею.
— Не ходи, — взмолилась она.
— Шевелись!
Она пошла к подсобке, а я поспешил в прогулочную галерею.
Здесь, у северного ее торца, строители возвели главную достопримечательность торгового центра «Зеленая Луна»: сорокафутовый водопад, сбегающий по рукотворным скалам. Когда я проходил мимо его подножия, грохот падающей воды очень уж напомнил мне рев толпы.
Переплетение света и тени. Темнота и свет, как и во сне Виолы. Тени пальм, высаженных вдоль искусственной речки.
Посмотрев на кроны пальм, на второй этаж прогулочной галереи, я увидел сотни и сотни бодэчей, толпящихся у балюстрады, уставившихся на открытый дворик. Прижимающиеся друг к другу, возбужденные, дергающиеся и покачивающиеся, они напоминали армию пауков.
Толпа привлеченных скидками покупателей заполняла первый этаж прогулочной галереи. Они переходили из магазина в магазин. Не замечая злобных призраков, нависших у них над головами, дожидающихся их смерти.
Мой восхитительный дар, мой ненавистный дар, мой ужасающий дар увлекал меня по галерее, все дальше и дальше на юг, все быстрее и быстрее. Следуя по течению искусственной речки, я лихорадочно искал Саймона Варнера.
Не сотни бодэчей. Тысячи. Никогда не видел такой орды, представить себе не мог, что когда-нибудь смогу увидеть. Они напоминали толпу римлян в Колизее, наблюдающих, как христиане возносят молитвы, которые оставались без ответа, римлян, ожидающих появления львов и кровавого конца.
Я задавался вопросом: а чего это они исчезли с улиц? Теперь получил ответ. Собрались здесь. Их час пришел.
Когда я проходил мимо магазина постельного белья, впереди раздалась автоматная очередь.
Выстрелы гремели недолго. Две, может, три секунды. А потом в галерее вдруг повисла тишина.
Сотни покупателей замерли, словно превратились в статуи. Вода, разумеется, продолжала течь, но уже беззвучно. Я бы не удивился, если б мои часы подтвердили, что время и то остановилось.
Один крик разорвал тишину, ему ответили множество других. И вновь, перекрывая крики, загремел автомат. На этот раз очередь была куда более длинной.
Я продолжил путь на юг. Идти стало намного труднее. Сотни покупателей рванули в противоположном направлении, на север, подальше от выстрелов. Люди то и дело толкали меня, но я сумел удержаться на ногах, проталкиваясь к киллеру.
Я не буду пересказывать все, что видел. Не хочу. Не могу. Из уважения к мертвым. Чтобы не доставлять большей боли раненым. Чтобы не заставлять близких вновь переживать свалившееся на них горе.