Вика села к нему на колени, а Стас крепко прижал ее к себе и целовал руки, которые ласково гладили его лицо.

– Все хорошо, мой родной. Забудь и прости им все. Освободись, милый. Зачем нам чужое зло? – Вика целовала его волосы, и Стас улыбался своей прежней, чуть застенчивой и доброй улыбкой. Потом опять тень набежала на его лицо.

– Викуся, ну почему нашей Ирочке досталось все это? Чем она виновата? Бедный ребенок! Это же несправедливо. Почему моя дочка должна отвечать за их грехи? За эту проклятую красоту?

– Нет, родной, Иришка совсем не такая. Плохой характер, да, но она нас любит. Нас всех. А с Сережей – это просто инфантилизм, ревнует, наверно, пройдет. Не думай о ней плохо. Она все поймет со временем.

Вике было так жаль Стаса, ну почему ему такие испытания? И это детское одиночество в родном доме… Она вспомнила их поездку в Минск после свадьбы. Два дня он был непривычно напряженным. Она сразу поняла, что ему не по себе у родных, подумала, это из-за мачехи, какие-то старые обиды. Оказалось, что не из-за нее. А отец и правда был очень симпатичным и так старался, чтобы ей понравилось у них. Но Стасу было там плохо, и Вика радовалась, что они скоро уезжают. Вот, оказывается, какие тяжелые воспоминания связывали его с этим домом. Бедный мальчик. Именно мальчик, нестареющий и одинокий. Что было бы, если бы Вика ушла тогда к Алику? Она даже вздрогнула, бедный Стас!

Этот рассказ вернул былую нежность к Стасу. Вот уже три или четыре года, как отношения с ним стали скучновато-привычными и не вызывали у Вики особых эмоций. Она никогда не отказывала Стасу в близости и старалась не показать ему своего равнодушия. Двадцать лет вместе, может быть, это нормально? Спросить было не у кого. Ни одна из ее близких подруг не прожила даже половины этого срока с кем-либо из мужей и любовников. Не у Ниночки же Петровской спрашивать! Она, конечно, ветеран семейной жизни, но вряд ли задумывается о своих чувствах и эмоциях к хорошему, но малоромантичному мужу. Вика тогда решила, что просто любовь к Сереже пересиливает остальные чувства. И вот все вернулось. Надолго ли? Вика не думала об этом. Ей хотелось, чтобы Стасу было хорошо и он забыл свои печальные воспоминания. И хотя очень скучала по Сереже, но уехала в Москву только после Нового года, не обращая внимания на истерики Иры. Анечка была очень довольна тем, что у них настоящее семейное Рождество, и активно помогала Вике украшать дом и готовить традиционную индейку. К ним были приглашены родители Дэвида, и Анечка очень волновалась. Вика успокаивала ее, все будет хорошо. И действительно, Рождество получилось веселым, родители оказались симпатичными, индейка вкусной, а подарки удачными. На Анечку с Дэвидом приятно было смотреть, влюбленные всегда поднимают настроение. И самое главное, Вика чувствовала, что Стас спокоен, рад гостям и праздникам и всем доволен. Расставаясь, договорились, что Стас и Анечка с женихом приедут в Москву ко дню рождения сестер и останутся до Викиного. Проведут вместе семейные праздники и познакомят Дэвида со всеми.

В Москве Вике пришлось выдержать бурю упреков и обид со стороны Ирочки. Но она не стала оправдываться, а твердо ответила, что знакомство с родителями Дэвида и совместные рождественские праздники ей важней, чем капризы Ирочки. И уедет она, чтобы помочь Анечке готовиться к свадьбе, заранее, а не вместе с московскими гостями. По традиции свадьбу устраивали родители невесты, и, хотя это будет не такое грандиозное мероприятие, как свадьба Иры, но дел и хлопот на месяц хватит. Ирка промолчала. После разговора со Стасом Вика решила держать небольшую дистанцию с дочерью. Сколько можно цепляться за мамину юбку? Счастливей всех от ее приезда был Сережа, и Вика радовалась этому искреннему детскому счастью.

Но, несмотря на радость от общения с малышом, Вика часто возвращалась к мыслям о Стасе и его рассказе. Ей хотелось обсудить это с кем-то близким. Но Томка была слишком легкомысленна для такой темы. Вот с Аликом можно поговорить и посоветоваться. Он всегда умел привести ее мысли в порядок, проанализировав и представив в совершенно ином свете.

Алик два года назад купил дом и большую часть времени проводил там. Галереей они так плотно уже не занимались, она была вполне раскручена, и помощники справлялись с делами. Никита недавно перенес легкий инфаркт, и Вероничка старательно оберегала его покой. Они тоже переехали в загородный дом, чуть дальше от Алика. Общались и собирались в основном у них. Живя в Москве, Вика часто виделась с Аликом. Ей нравился его дом, простой, сдержанный и спокойный. У Алика всегда был хороший вкус. И еще у него была собака, двухлетний сенбернар Кузя, Викин любимец. Из Шульгино удобно было добираться «огородами», через Одинцово, минуя пробки на МКАД. Так что Вика частенько ездила в Дубки. У Алика жила и присматривала за хозяйством пожилая украинка, к приезду Вики она всегда готовила ее любимые блюда – вареники с вишней, борщ или пирожки с морковью и яйцом. После обеда Алик варил кофе, и они подолгу сидели, летом на террасе, а зимой в огромной гостиной, за разговорами. Когда Вика рассказала ему историю, услышанную от Стаса, Алик некоторое время молчал, потом задумчиво сказал.

– Да-а, как все запущено! Тяжелый случай. Значит, наш золотоволосый мальчик оказался с сюрпризом? Хорошенькая история… Бедняга! И это гнетет его всю жизнь? Ну что, Викусь, ты все правильно ему посоветовала. Забыть и простить. Вернее сначала простить, а потом забыть. Ничего уже больше изменить нельзя.

– Мне его так жалко, Алик, просто до слез.

– На это и рассчитано. На твою жалость. Я же вижу, что ты последнее время поостыла к герою твоих девичьих грез, кроме Сережи тебя мало кто интересует. Он тоже наверняка чувствовал, что ты отдаляешься от него. И вот принц Златовлас вытаскивает козырного туза, историю о жертвах, о своем одиноком детстве и злодее-папеньке, которого он так любил. Нормальный ход!

– Напрасно я тебе рассказала. Ты всегда был несправедлив к Стасу. Не стыдно иронизировать, когда речь идет о детском горе, об одиночестве подростка?

– A я что, тоже должен пожалеть его? А мне что-то не жалко. Во-первых, все это могло ему показаться, я имею в виду слова отца о том, что он убил несчастную Аню. Человек безумно любил эту малоприятную особу, она погибла или сама утопилась, чтобы уйти от него, ну и он, выпив по русскому обычаю литруху, бьет себя в грудь и кается. Обычное поведение подвыпившего человека. С чего он взял, что тот убил? Мало ли что можно сказать спьяну или сгоряча. Я вон сколько раз обещал тебя придушить за твою вредность, а ничего – ты жива и здорова, слава Богу, – рассмеялся Алик.

– Я, знаешь ли, не вижу повода для шуток. Если бы ты видел его лицо, глаза, когда он рассказывал. Он всю жизнь именно боялся знать правду, не хотел ее знать, но и отца не мог любить по-прежнему. Сам обрек себя на одиночество, это в десять-то лет, а тебе все шуточки.

– Ну, извини, Викусь, прости. История, конечно, грустная. Возможно, и убил, когда невмоготу стало терпеть. Может, у нее любовник был, может, она хотела уйти от них, кто теперь знает. Ну, он и утопил ее, чтобы никому не доставалась. В состоянии аффекта, так сказать. Это он зря, конечно. Как говорит наш Робин Гуд? «Ты, мавр, не прав, их всех не передушишь», – и, заметив Викин укоризненный взгляд, торопливо сказал: – Ну ладно, ладно. Это я так, чтобы развеселить тебя немножко. А какой совет тебе нужен, Викусь? Я тысячу раз говорил, что вы – не пара. Ну не твой он человек, поверь. Стас подзаряжается твоей энергией, добротой, жизнелюбием. Без тебя он кто? Ну, гениальный ученый сухарь. Если бы не ты, закопался бы в своей науке, чтобы забыть о детских страхах, и не жил, а делал открытия. Он правильно сказал, что это ты сделала его счастливым, и он понял, что жизнь прекрасна и удивительна. Ну а ты-то, Викусь? Тебе-то он что дал? Да, хорош собой, мило-беспомощен, вечный мальчик, нуждающийся в любви и внимании. А ты решила стать его музой. Ты могла бы стать чьей угодно музой, хоть Игоря Панова, хоть еще десятка известных мне приятелей-вгиковцев. Но они были понятны тебе, а Стас загадочен. И все говорили – гениален! Моя Викуся ведь не ищет легких путей. Нет, конечно. Завоевать кого-то недоступно-непонятного. Другого. Чтобы было не как у всех. У вас актеры-режиссеры, а у меня инопланетянин, современный Ньютон, всемирный закон тяготения, микрочастицы, в общем, не для средних умов. И Викуся легко – кто он, бедняга, против моей любимой актрисы? – завоевала, покорила, обратила в вечное добровольное рабство. То-то радость, то-то счастье! Год, два, пять – ему-то хорошо, а Викуся моя заскучала. Что-то он, ее герой, все в лабораториях с утра до ночи, что-то там все химичит непонятное, да и прямо сказать, малоинтересное. Но тут, слава богу, дурачок подвернулся и побежал за ней, сломя голову – вроде повеселее стало. Ну, жили – не тужили, развлекались, а годы идут, и милашка-ученый увозит нашу подружку за синие моря-океаны. Пришлось сделать выбор, но, увы, не в пользу веселого дурачка. С тех пор пролетело немало лет, и Викуся нашла нового кумира – Сережу, действительно очень симпатичного малыша. А что же делать с Золотым принцем? Ох, что-то не хочется уже от новой любви уезжать за моря-океаны. Вот ведь как, нести тяжело и бросить жалко! А он как почувствовал, что пришло время скелетик из шкафа достать. Ну и опять, конечно, жаль бедняжку. Во-первых, так и не стал взрослым, а во-вторых, тяжелое детство… Я понимаю, что Стас ничего не делал специально, продуманно – нет. И придумать такую историю у него воображения не хватит. Просто так уж у него удачно все получается в жизни. Все вовремя и все, заметьте, в его пользу. Завидую ему, Викусь, и отнюдь не благородной белой завистью. Жаль, что я не догадался бить на жалость. Мог бы, наверно, погром какой-нибудь придумать, где погибла моя горячо любимая прабабушка, и с тех пор я одинок и потерян. Сдуру всегда хотел что-то сделать для тебя, чтобы тебе было хорошо. Всегда хорошо, и днем, и ночью, и зимой, и летом. Главная цель – чем бы еще мою любимую порадовать? Господи, как же я тебя любил! Отчаянно, невообразимо! Эх, нет у меня таких трогательно-печальных секретов – расстрелянные благородные предки, таинственная красавица-мать, несчастный кающийся отец! Нечем мне разжалобить отзывчивую, нежную Викусю. Какие там секреты! Не с нашим еврейским счастьем! Ну, занимался онанизмом, как девяносто процентов подростков, тоже мне секрет! Нет, вспоминай не вспоминай – ничего таинственного не было. И еще мне жаль тебя, моя прелесть. Помнишь, я говорил когда-то, что ты для меня – открытая книга. Это я был слишком самонадеян. Потом я довольно часто размышлял о тебе, вспоминал каждый прожитый с тобой день, твои слова, жесты, огорчения, обиды, наши долгие разговоры… Кто-то в свободное время раскладывает пасьянс, а я анализирую тебя и твою жизнь. Ты – мой пасьянс, Викусь. Самый трудный. За все годы он ни разу не получился. Бьюсь, бьюсь и так перекладываю, и этак. А если бы сделал так, а если бы сказал это, а если бы… и так без конца. Я тоже в какой-то степени исследователь, диссертацию могу написать на тему «Вика Велехова-Зданевич и ее роль в жизни многих людей». Ты, родная, прожила не свою жизнь. Яркую, веселую, увлекательную, но не свою. Тебе Бог дал талант. Ты – талантливо пишущий человек и могла бы стать прекрасной писательницей – жаль, что не стала. Твое обаяние, жизнерадостность, сила духа, бесконечная душевная щедрость и удивительная нежность, которую ты с легкостью отдаешь – все это прекрасные качества, дар Божий. Но, как ни странно, в твоей судьбе они сыграли роль ложки дегтя в бочке меда. Все тянулись к тебе и откусывали по кусочку… Мама, папа, Стас, девочки, друзья-приятели, друзья друзей, теперь Сережа. Все твое время уходило на них. Ты была всеми любима, но никем не стала. А могла стать. Очень жаль. И еще одно – ты так ни черта не поняла в любви. Тебя любили самые разные граждане, те, что известны лично мне. Лихой хулиган одноклассник, которого мы встретили в Кемере, терпеливый Сережа, Игорь Панов, Стас, теперь вот какой-то полубандит из Кемерово кружит вокруг тебя. А ты выбрала не того, ошиблась. Стас способен только брать. Не сознательно, конечно, просто так он устроен. Он дает в глобальном масштабе, науке, человечеству, но по мелочам не разбрасывает себя. Если бы рядом был твой человек, то все сложилось бы по-другому. С ним ты стала бы тем, кем должна была стать. Потому что он не позволил бы тебе разбрасываться и раздавать себя направо и налево.