Никто не слеп в такой степени, как тот, кто не хочет видеть. Ученые обнаружили множество окаменелостей промежуточных форм. Назовите любой признак, и вы найдете в камне множество его вариантов. Более того, мы видим множество форм глаз, соответствующих постепенному переходу к нашей форме, не только в окаменелостях, но и у живущих ныне существ: от фоточувствительного пятна у одноклеточной эвглены до нашей формы глаза и даже далее, поскольку многие организмы имеют гораздо более совершенное зрение, чем мы с вами. В окаменелостях этот путь прослеживается намного хуже, поскольку окаменелости трудно найти и они не всегда хорошо сохраняются. Но они есть, и по имеющимся отрывочным свидетельствам мы можем восстановить десятки промежуточных форм – от лапы к крылу, от фоточувствительного пятна к глазу, от плавника к ноге, от дыхальца к легким. Все эти постепенные изменения являются предметом отбора, и все закодированы в ДНК.

Дело в том, что пока мы воспроизводимся, на уровне генома мы остаемся промежуточными формами. ДНК каждого из нас – переход от ДНК наших родителей к ДНК наших детей. Если бы у нас была база данных с ДНК всех живших на Земле людей и прочих существ, мы могли бы воссоздать семейное дерево невероятного размера, в котором отразились бы все переходы от клетки к клетке, от родителей к детям, от вида к виду – каждый пиксель на гигантской цветной картине. К сожалению, таких данных у нас нет, и поэтому, используя имеющиеся геномные данные, мы сравниваем существующие виды с вымершими видами, рассчитываем степень эволюционного родства и наносим эту новую информацию на общую картину, складывающуюся из данных палеонтологии, геологии, статистики и математики.

Новые виды образуются именно благодаря постепенному накоплению генетических модификаций. Хотя границы между видами могут быть расплывчатыми, как мы видели на примере многократных скрещиваний между Homo sapiens и Homo neanderthalensis (см. главу 2), со временем и под действием давления, испытываемого каждым организмом в каждой популяции, накапливается достаточное количество специфических изменений. Геномы разных популяций начинают различаться так сильно, что популяции больше не могут скрещиваться между собой: их репродуктивные системы на механическом и (или) биохимическом уровне различаются в такой степени, что представители двух популяций не могут давать общее потомство, способное к воспроизведению. Такая версия эволюции – реальный и проверяемый биологический процесс, который происходит сейчас и происходил в прошлом. Со времен Дарвина мы наблюдали это множество раз. Яблонная муха пестрокрылка отделилась от исходного (боярышникового) вида по той причине, что на протяжении многих поколений разные мухи питались плодами фруктовых деревьев и кустарников, плодоносящих в разное время года. Перелетные птицы славки-черноголовки в основном зимуют в Испании. Но, начиная с 1960-х годов, когда люди стали активно подкармливать птиц в садах и парках, некоторые представители вида стали зимовать в Великобритании, что ближе к их летним местам обитания в Германии. Они прибывают раньше испанских родичей, первыми спариваются и теперь уже выглядят несколько иначе, чем исходный вид.

Эти птицы, насекомые и мы с вами – переходные виды, поскольку потихоньку и иногда скрытым образом изменяемся от поколения к поколению. Креационисты называют это превращение «микроэволюцией» – изменением внутри одного вида, но не признают «макроэволюцию» – превращение одного вида в другой. Биологи не видят принципиальной разницы. Это один и тот же процесс, который происходит за достаточно длительный промежуток времени при соблюдении соответствующих условий. В отличие от черноголовки мы в настоящий момент находимся в режиме «микроэволюции». Пока не видно, чтобы люди разделялись на независимые виды: мы слишком похожи и слишком широко распространены, и разные популяции постоянно перемешиваются между собой за счет скрещивания. Но за достаточно длительные временные интервалы все виды превращаются во что-то другое или умирают. Так устроена жизнь на Земле.

Дарвиновская теория эволюции за счет естественного отбора – всего лишь теория. Однако в научной среде и вне ее термин «теория» воспринимают по-разному. Ученые называют теорией наилучшее на сегодняшний день объяснение того или иного факта или явления. Для ученых слово «теория» не является синонимом таких слов, как «догадка», «идея» или «гипотеза». Теория – это наиболее полная субъективная картина мира. Это не истина в последней инстанции: истина существует в математике, религии и философии. Наука лишь продвигается к истине, на каждом шагу приближаясь к пониманию того, как на самом деле устроен мир, а не того, каким мы его видим или хотели бы видеть.

Но теория Дарвина уникальна в своем роде. Она не конкурирует с другими теориями, поскольку ничего подобного больше не существует. Нет другого научного описания жизни на Земле, которое подтверждалось бы наблюдениями и проверялось на опыте. Чарлз Дарвин выдвинул свою теорию за 50 лет до обнаружения генов, за 100 лет до открытия двойной спирали ДНК и за 150 лет до расшифровки генома человека. Но все эти открытия подтвердили справедливость его теории. Жизнь – это химическая реакция. Жизнь развивается, причем развивается за счет неточного копирования. Жизнь – накопление и уточнение информации, закодированной в ДНК. Теория естественного отбора объясняет, каким образом, однажды начавшись, жизнь эволюционировала на Земле. Мы развиваем эту теорию, прорабатываем ее подробности, пользуясь возможностями, появившимися в результате прочтения множества геномов, и критически разглядываем эти подробности, пока из них не вырисовывается четкая картина. Мы заняты сбором данных.

Продолжает ли человек эволюционировать под влиянием естественного отбора? Да, продолжает, хотя влияние отбора на человека ослабло и замедлилось по сравнению с влиянием на все другие виды, находящиеся на нашем семейном дереве, которому уже четыре миллиарда лет. Мы животные, но мы особые животные. Мы все еще эволюционируем. Эволюция – это изменение во времени. Мы наблюдаем изменения, произошедшие в нашем отдаленном и недавнем прошлом. Иногда это очевидный результат положительного естественного отбора, иногда – просто пассивное скольжение во времени. Неизменные виды уже вымерли. Пока у нас рождаются дети, человеческие существа продолжают эволюционировать, как и все другие, самые прекрасные и самые изумительные формы.

Создание этой книги повлияло на мое отношение к людям. Заключительные строчки я пишу в вагоне поезда лондонской подземки, движущегося по линии Виктория. Хмурое мартовское утро. Среда. Вагон переполнен, и это довольно неприятно. Все спешат на работу, и в таких условиях мало кого можно назвать эталоном вежливости. Однако мне нравится наблюдать за людьми. Мне нравится разглядывать лица – такие разные и такие похожие. Сейчас наши дороги совпадают – все мы направляемся в Брикстон, но на протяжении четырех миллиардов лет мы шли к этому моменту разными путями. Я смотрю на пассажиров и раздумываю о нашем удивительном виде. Да, мы действительно уникальны и можем делать множество невероятных вещей, на которые не способны никакие другие организмы. Конечно, все виды уникальны, и мы не умеем различать световые волны на 16 различных частотах, как кальмар. Мы не в состоянии пролететь без остановки полторы тысячи километров, как большинство перелетных птиц. Мы не можем дышать под водой.