самый низкий процент кесаревых сечений, применений эпидуральной анестезии и прочих вмешательств. И вовсе не потому, что я какая-то воинственная фурия в полном боевом облачении, которая, зловеще помахивая секирой, говорит доктору: «Кесарево?! Да ни за что!» или женщине: «Никогда не позволю тебе сделать эпидуральную!» Я всего лишь искренне старалась так всё расставить по своим местам в голове у беременной, чтобы ей самой этого не хотелось.

Так что в «Мире Естественного Акушерства» я из стажёра стремительно выросла в полноценного работника. И очень благодарна руководителю центра, которая всегда меня поддерживала и делала только хорошее. От неё я никогда не ощущала ни ревности, ни зависти, она всегда меня ценила и ни в чём не притесняла.

Некоторые акушерки предъявляли ей претензии, когда просили повышения выплат за роды и получали отказы. Я же ничего никогда не просила. Она сама постоянно шла мне навстречу, всё время говорила о некоторой моей уникальности, умении заводить аудиторию и искренне любить то, о чём рассказываю.

В том числе благодаря ей я поняла, что лекции в частности и обучение умению рожать вообще – отдельный вид моего акушерского творчества. Потому что овладение искусством родов гораздо важнее физиологической стороны процесса, в котором всё равно работает тело. И в идеале оно сработает и без акушерки, и вообще без кого-либо. Для того, чтобы родить ребёнка (именно родить, как положено природой), женщине никто не нужен, она делает это сама. Правильно научившись, можно родить и в тамбуре электрички – если понять, что делать с тем, что в родах считается болью. На этом я всегда стояла и стою: самое важное в родах – подготовка к ним.

Если женщина не могла попасть на лекции, я занималась с ней индивидуально. И бесконечно готовила на часовых приёмах, чтобы хоть что-то успеть рассказать о самом главном. Мои приёмные дни, приходившиеся на понедельник и пятницу, всегда оказывались полностью забитыми, я еле успевала перекусить – а всё остальное время говорила, говорила и говорила.

И через некоторое время вошла в число ведущих сотрудников «Мира Естественного Акушерства», наряду с некоторыми наиболее опытными коллегами получив категорию акушерки-наставника.

Глава 57

Про клоунов и невыносимую лёгкость родов

Когда я увидела её в первый раз, единственной необычной чертой показалась странная, какая-то немолодёжная причёска. Будто совсем уже взрослая женщина пышно взбила шевелюру, уложила волосок к волоску и обильно залила лаком – смотрелось не совсем естественно. Во всём остальном девушка выглядела очень хорошенькой: сияющие глаза (возможно, чересчур ярко накрашенные), прекрасная улыбка, аккуратный носик, светлая и милая.

О своём курсе я тогда даже не задумывалась, только начинала активно работать и вела общие занятия в «Мире Естественного Акушерства».

Так что поначалу я её и не запомнила: обычная девушка, только с немного странной причёской. А вот когда выяснилось, что она собирается рожать именно со мной, и дошло до сбора анамнеза, тут-то я и обалдела. И дальше только и делала, что беспрерывно удивлялась, изо всех сил стараясь не подавать виду, насколько ошеломляет меня её история.

Первым делом Полина сообщила:

– Имейте в виду, я совершенно лысая.

Выходит, странность причёски объяснялась тем, что на голове у неё парик – наверное, не вполне качественный, раз производил такое впечатление.

– Совсем лысая, ни единого волоска. Ресницы наклеены, брови нарисованы. Мне исполнилось двадцать три года, училась в театральном институте. Очень нервничала во время сессии, не досыпала, почти не ела. Казалось невероятно важным сыграть какие-то студенческие этюды, отрывки, спектакли – настолько, что всё прочее осталось где-то на периферии жизни. А основное, главное происходит здесь и сейчас: все эти пьесы, бесконечные репетиции…

Как знакомо! После учёбы в ГИТИСе отлично понимала молодых женщин, которые долго старались поступить в театральный и наконец прорвались, а дальше живут в постоянном опасении – если что-то пойдёт не так, то отчислят. И всё это действительно сопровождается непрерывным нервным напряжением.

Встав однажды утром с кровати, Полина увидела, что все волосы, росшие на её теле, остались на постельном белье. Все до единого – одномоментно произошла тотальная алопеция, то есть абсолютно полное выпадение волос. Какой-то необычайно мощный гормональный сбой, обширный стресс, который из глубин мозга добрался до эпидермиса и целиком сбросил с него волосяной покров. А Полина стояла и смотрела на то, что лежало на кровати… Страшно такое представить.

Потянулись годы лечения. Борьба с подобного рода заболеваниями всегда сопровождается усиленной гормональной терапией. Не знаю нюансов лечения тотальной алопеции, но помню рассказ Полины.

Ей назначали разные гормоны. Меняли, убирали, добавляли, пробовали во всяких вариантах и сочетаниях. Но ничего не получалось – ни одного признака, даже намёка на то, что волосы снова начнут расти. А жизнь Полины превратилась в форменный кошмар, потому что любое гормональное лечение переносится крайне тяжело.

Она месяцами не спала, потом сильно поправлялась. Потом её била дрожь, потом бешено прыгало сердце. Она существовала то в сильнейшей тревоге, то в беспрерывной повышенной потливости. Всё время переживала дико некомфортные состояния, но волосы никак не возвращались.

И после четырёх лет такой агрессивной терапии Полина устала.

Сказала мне: «Однажды поняла: когда не лечусь и не употребляю никаких лекарств – да, пусть лысая, но хотя бы нормально воспринимаю мир. Могу радоваться, спать, нормально есть, дышать, заниматься спортом. А если лечусь, пытаясь вытащить волосы обратно – вот тут жизнь в обычном, нормальном значении этого слова заканчивается».

С трудом представляю, как молодая женщина переживала подобные глубоко негативные события. У каждого есть в жизни своя «чашка боли». Чашка Полины вышла вот такой.

В один прекрасный день наступил момент перелома, когда она решилась больше не лечиться, а искать в жизни другие смыслы – и нашла их. Они с подругой, тоже актрисой, открыли собственное дело: примерили на себя амплуа клоунов и сами, без чьей-либо помощи, придумали и запустили шоу для детей.

Лысой женщине работать клоуном прекрасно: парик, грим, никому и в голову не придёт оценивать, какая ты в реальности. Всё получилось настолько живым, задорным и так здорово пошлó, что они стали пользоваться нешуточной популярностью. Шоу поставили действительно талантливо, девушки были нарасхват, и Полина наконец обрела новый смысл жизни.

Но чашку осушили не до конца: неожиданно заболела подруга, и рак сожрал её меньше чем за год. Полина снова осталась в пустоте, снова провалилась в глубочайшую яму. И ещё раз выбралась из неё, опять решила стать счастливой – несмотря ни на что. Каждый день она надевает парик, приклеивает ресницы,