тем как объявили диагноз, наткнулась в Евангелии от Луки: «И на руках понесут Тебя, да не преткнёшься о камень ногою Твоею».

И дальше всё вышло именно так. Рождение Платона меня невероятно окрылило, придало энергии. Вдруг ощутила, какая я сильная. Как много способна сделать, вынести, преодолеть.

Тогда я даже не могла сказать, что люблю этого ребёнка. Мне – как, думаю, и всем женщинам, родившим особых детей, – было страшно. Ощущение, что ты сделала что-то нехорошее, постыдное. Понимание, что никто не посочувствует – наоборот, брезгливо отвернутся: «Нет уж, твои и только твои проблемы!» Всё это отчего-то наполняло осознанием силы. Почему-то поняла, что могу – перенести, вытащить. И самое главное – могу не чувствовать себя несчастной.

Однажды прочла отличную статью о трёх путях матерей особенных детей. Первый – погрузиться в пожизненную депрессию. Второй – начать самоотверженно развивать этого ребёнка, доказывая всему миру: он такой же, как и все остальные, не хуже. А третий путь – просто быть счастливой. И я выбрала именно его. Осознала, обдумала, выдохнула и приняла решение: любить своего младшего сына.

Чувств к нему у меня тогда не было. Были ужас, горе, ощущение потери. Но зато в ответ на решение – не стать несчастной и любить своё дитя – ко мне пришли и чувства. Сначала проклюнулись, как маленькие зелёные ростки. Вытягивались, крепли, набирали силу. А потом расцвели.

Не стану рассказывать здесь о подробностях жизни с ребёнком с синдромом Дауна, моя книга не про него. Да и не вижу подобной необходимости – у каждого это своё, особенное: такое же особенное, как «солнечные» дети. Мы с его отцом делаем всё, чтобы он прожил свою жизнь – а никто не знает, сколько ему отпущено, – максимально расцвеченной, не серой, не унылой.

Рождение Платона на какой-то период исцелило наши отношения – у нас появилась общая цель. Сыну предстояло долгое лечение: требовались лекарства, длительная объёмная терапия, купирование сопутствующих основному диагнозу неврологических и соматических проблем. Много больниц и докторов, что поначалу нас сплотило.

Но потом всё равно стало ясно: те трещины, что зазмеились по фундаменту нашей семьи ещё до рождения младшего, никуда не делись – и залить, остановить их даже таким цементом нельзя. Некоторое время всё держалось на каком-то относительно стабильном и более или менее приемлемом уровне, но затем пошлó разваливаться дальше.

Володя чувствовал себя категорически не удовлетворённым жизнью. Ему надоела фотография; ремесло, приносившее и славу, и доход, перестало его радовать. Да и у меня в какой-то момент появилось отчётливое ощущение, что счастья в браке всё-таки нет. Долгие годы я прожила в иллюзии, что главное в моей жизни – семья. Но потом подошло к финальной точке, где всё обрубило.

К тому периоду я уже долго и много занималась беременными. Заработало сарафанное радио – учиться рожать ко мне приходили по рекомендации: знакомые подруг, подруги знакомых. Понимала, что уже очень много знаю про женское тело. Немало прочувствовала – прежде всего, конечно, на себе и во всех своих родах. Занимаясь с девочками индивидуально, придумала множество всяких примеров, опор и образов. И видела, что чаще всего (да почти всегда) мои рекомендации работают. Все, кого я учила, рожали легко. Ни одна потом не пришла и не сказала: знаешь, всё не так! Приходили и говорили: спасибо, все твои советы помогли.

Осознала, что хочу заниматься этим и дальше. А оттого, что возникла пустота в семье, образовалась энергия для внешнего мира. Ощутила, что её много и я хочу ею делиться. Спросила себя: от чего в данный момент испытываю самый большой кайф в жизни? И сама себе ответила: когда женщина, боящаяся родов, некоего демона (меня ждут ужасные роды, страшная пытка, преисподняя), рожает хорошо, и я радуюсь вместе с ней и за неё.

Поняла, что по степени радости, кайфа, удовлетворения сильнее этого нет ничего. И подумала: почему бы всё не углубить, не развить, не сделать серьёзнее? Вот тогда и возникло первое, пока робкое желание пойти учиться. Появились друзья-медики – в одной компании познакомилась с молодыми докторами. Поделилась с ними желанием получить образование, получила одобрение.

Поэтому моё обучение стало осознанным, взрослым – когда усваиваешь знания, чтобы потом использовать на практике. И каждая их частица не формальность, а важнейшие знания, которые потом приложишь к своему ремеслу.

Разумеется, приходилось непросто: дети-школьники, Платон, которого нужно было ежедневно возить на занятия в детский центр развития. К тому времени уже появилась, правда, няня, но с серьёзным (установленным Володей, чтобы жизнь совсем уж мёдом не казалась) ограничением по времени – три, максимум четыре часа в день. То есть в итоге я была полноценной домохозяйкой, которой выделялось лишь несколько часов для учёбы.

Наверное, отсюда у Володи и возникло ощущение, что я его оставила. Оттого, что до этого жила исключительно им и детьми и все мои интересы крутились вокруг семьи. А тут вдруг у жены появляется такая горячая «любовь на стороне»!

Сейчас уже, конечно, осознаю̀ природу подобного раздражения, основанного на примитивном и древнем как мир убеждении некоторых представителей сильного пола: мужчина занимается своей профессией, своим делом, а женщина должна заниматься только семьёй и домом. И любой шаг вправо-влево квалифицируется как побег со всеми вытекающими… А тогда я не понимала причин ревности и озлобленности мужа.

Теперь, когда Володя публично декларирует на первый взгляд кардинально противоположные воззрения, постоянно рассуждая в многочисленных интервью о «равносущностных» (придуманный лично им термин) отношениях, вспоминаю, как он всё время попрекал меня моей учёбой. Что бросила семью, хотя никого я, конечно, не бросала. И по-прежнему, возвращаясь домой, делала всё, что нужно.

Мы ещё жили вместе, но внутренне стали расходиться, окончательно отстраняясь друг от друга. Тем более что претензии насчёт моей учёбы и выбранного занятия со временем не утихали, приобретая всё более ожесточённый характер.

Однажды Володя, развивая тему моего «предательства» в том смысле, что его со мной больше ничего не держит, заодно обмолвился, что я исполнила мечту своей юности и стала медиком (я действительно собиралась в мединститут ещё после десятого). И что он тоже хочет осуществить юношескую мечту и всё-таки вернуться в актёрскую профессию, оставив фотографию – чего, в общем-то, успешно в итоге и добился.

Вряд ли нужно рассказывать здесь об актёрской карьере Владимира Мишукова: медиа полны подробностей стремительного взлёта на вершину популярности одного из признанных секс-символов российского кинематографа. А сопутствующее изменение его образа жизни – съёмки, кинофестивали, длительные отъезды – отдалили нас друг от друга совсем. Профессионально