Был такой портрет и у Литаги. И под этим портретом можно было прочитать короткую, но ёмкую характеристику: «Литагин Ермакей Звездолюбыч, благонадёжен, проверен, имеет наградное личное оружие с гравировкой: «Жизнь – Родине. Честь – никому».

Если бы кто-то когда-то внимательно проследил за проворным литературным агентом, то, возможно, скоро догадался бы: этот странный Литага совершенно не тот человек, за кого себя выдаёт. У него отец был – легендарный лётчик Звездолюб, несколько лет назад погибший от стингера в горячей точке.

Жажда скорости, горевшая в груди отца, в полной мере и сыну передалась; на машине он гонял как на самолёте. Время от времени в разных местах Стольного Града бывший офицер космической разведки оставлял дорогую свою иномарку, чтобы не «светиться» лишний раз, и через минуту-другую возле него притормаживала какая-нибудь малоприметная легковая машина с тонированными стеклами. Забрав литературного агента, легковушка, заметая следы, крутилась по задворкам и уносилась куда-то туда, где Литагу ждали с нетерпением. И ждал его не кто-нибудь – сам генерал Надмирский.

…Представительный, породистый генерал лет до сорока, наверное, был оптимистом. Служебная карьера удачно складывалась, личная жизнь, да плюс к тому ещё здоровье не хромало. И всё это вместе давало ароматнейший букет житейской радости. Глаза генерала Надмирского постоянно лучились внутренним светом. Уголки припухших губ задорно были загнуты кверху – характерная черта оптимистов. А после Гражданской войны, которую он проиграл – хотя проиграл не он один, а сотни генералов – после того, как наступила эпоха сумасшедших перемен, что-то надломилось в душе Надмирского. Нельзя сказать, что генерал теперь целиком был на стороне пессимистов, он скорее занимал нейтралитет, но год за годом, глядя на то, что происходит в стране, генерал всё меньше и меньше склонялся к радости.

Кабинет Надмирского как нельзя кстати соответствовал фамилии – над миром воспарил, можно сказать; находился в высотном здании под облаками – это был кабинет одного секретного государственного аппарата. В «предбаннике» своего кабинета генерал появлялся всегда часиков эдак в шесть, в половине седьмого, но не позднее. Дежурный офицер, выструниваясь, делал привычный утренний доклад и генерал, перекинувшись с ним парой фраз, удалялся в кабинет – чистый, проветренный, прибранный. Всё тут было строго, чинно: широкий крепкий стол, затянутый старым зелёным сукном, выгоревшим на солнце; пять белых телефонов выстроились в ряд – как солдаты в парадной форме; старый чернильный прибор, которым давненько уже не пользовались; на подоконнике – бронзовый миниатюрный памятник предводителям народного ополчения Минину и Пожарскому. Генерал любил свой кабинет, где просиживал, бывало, до глубокой ночи, временами, правда, отлучаясь куда-то, но по большей части принимая посетителей у себя.

Лейтенант Литагин тут был желанным гостем.

– Проходи! – теплеющим голосом пригласил Надмирский, увидев молодого офицера на пороге. – Присаживайся.

– Да особо-то некогда, – ответил бывший офицер космической разведки, поприветствовав новое своё начальство.

– Ишь ты, какой деловой! – Седовласый генерал, сняв очки и выйдя из-за стола, поздоровался за руку и по-отечески обнял Литагина. – Широко вы там развернулись!

– Стараемся, Руслан Радомирыч.

– А ты случаем не перестарался? – Голос генерала посуровел. – Гоп-стопом решил заняться? Что смотришь? Думал, не узнаю?

Ограбление господина Бесцели произошло в вечерних сумерках, а на рассвете граждане Стольного Града уже смогли прочесть в газетах пикантную новость о том, как генерального директора издательского дома избили, раздели и даже чуть ли не изнасиловали неподалёку от аэропорта. И вот что характерно – отмечали вездесущие газетчики-разведчики – грабители почему-то не тронули чёртову уйму долларов, которые были в карманах генерального директора. И золотые безделушки на руках Бесцели не заинтересовали грабителей. Странные какие-то соловьи-разбойники завелись по лесам. Газеты об этом происшествии писали с ноткой сочувствия, и только одна или две – ядовито-оппозиционные – не скрывали злорадства. Оппозиция открыто и сурово говорила, что господин Бесцели пожинает то, что посеял.

«Сколько уже, – писала оппозиция, – этот издательский дом напечатал всевозможных книжонок о разбоях и ограблениях? Миллионы? Триллионы? Ну, так и нечего теперь удивляться. Можно уверенно сказать, что это только цветочки, а ягодки господина Бесцелю ждут впереди…»

Целая кипа газет с этими статьями лежала на столе генерала в тот час, когда Литагин в срочном порядке вызван был на ковёр. Потрясая этими газетами, генерал, всегда по-отечески настроенный к лейтенанту, разгневался.

– Ермакей! Ты что? Ермаком себя возомнил? Решил повоевать? Это что за самодеятельность? Куда годится? Подчиненный грабит своего директора…

Лейтенант, понуро глядя в пол, пожал плечами.

– А что же было делать, товарищ генерал? Этот хряк… – Лейтенант показал на портрет директора в газете. – У него всё схвачено и за всё заплачено. Он бы спокойно провёз контрабанду.

– Ну, конечно! – Руслан Радомирыч нахмурился. – Мы тоже, знаешь, тут не просто так сидим. Вашего Толстого Тома давно уже держали на крючке, а ты как этот… как шпана из тёмной подоротни. Гоп-стоп! Гони сюда свой чемоданчик! Так тоже нельзя, дорогой. А если он тебя узнал?

– Да я же в маске был. Что я – дурной?

– Умным твой поступок тоже нельзя назвать. А если бы ты напоролся на наших людей? Что тогда? Перестреляли бы друг дружку к чёртовой матери, вот что могло бы случиться! Я тебя скоро совсем отстраню от этой операции.

Словно к чему-то принюхиваясь, лейтенант виновато напомнил:

– Я так долго внедрялся туда…

– В том-то и дело. Ты так долго внедрялся не для того, чтобы в один прекрасный день всё провалить. – Надмирский, несмотря на лампасы, на высокий рост и солидный пост, в душе оставался человеком «гражданским», покладистым, поэтому вскоре остыл и ограничился устным выговором.

– И на том спасибо, – мрачновато сказал лейтенант. – Служу Отечеству.

– Служи, сынок. Служи. Только без самодеятельности. И без обиды. – Генерал подошёл к тому столику, где стояли чашки, фарфоровый заварник, и заговорил уже другим, не казенным тоном: – Ну, что? Чайку попьёшь? Как с этим Королём? Что-то прояснилось?

– Пока что глухо.

– Вот видишь. Делом надо заниматься, а не грабить людей по ночам. Время уходит, а мы на месте топчемся. Как плохие танцоры. А книги эти чёртовы миллионами уже разбегаются, как блохи, по стране. Их уже скоро с вертолета будут разбрасывать, эти проклятые боевики да триллеры. А мы всё чешемся.

– Нет, не чешемся, товарищ генерал. Я пришёл не с пустыми руками. – Молодой офицер зашуршал целлофановым пакетом. Достал две книги – творение издательского дома господина Бесцели. – Вот. Я всё-таки не зря гоп-стопом занимался. В дипломате были эти книги. Я передал их в лабораторию.

– Ну-ну. И что там?