Когда он увидел ее за стойкой бара, его как будто подменили. Софи описала Мэл как какую-то потасканную девку, которая только и ждет, как бы запустить свои зубки в отца. Ник догадывался, что Софи преувеличивает, и ему самому захотелось посмотреть, что из себя представляет эта гарпия. Он ожидал увидеть просто полноватую женщину, бесцеремонную, может быть, даже с начесом на голове. Но эта девушка — а она была именно девушкой, а не женщиной, как заявляла Софи, — была настоящей красавицей. Впервые в жизни Ник наслаждался тем, что собеседник не знает, кто он.

Год или два назад Ник даже не взглянул бы на нее и не стал бы слушать, что она рассказывает, — настолько его голова была забита самолюбованием и осознанием важности собственной персоны. Но сейчас он замечал каждую деталь: чувственность немного более полной нижней губы, форму глаз, изящный изгиб бедра, когда она потянулась, чтобы налить ему выпивку.

Все прежние девушки Ника были блондинками, сам себе он честно признавался, что выбирал их как аксессуары. В восемнадцать лет ему нравились девушки невысокого роста с большой грудью, позже он перешел на длинноногих и худощавых. Но Камелия никогда не смогла бы стать чьим-то модным аксессуаром. У нее была голова на плечах и собственные взгляды на жизнь.

Мэл чем-то напоминала Кейт, сорокалетнюю разведенную женщину, которая два года назад помогла Нику стать на ноги. Внешне они были разными: Кейт была роскошной женщиной с фиалковыми глазами. Возможно, их сходство заключалось в доброте, в интересе к другим людям и, может быть, в страстности. У Ника с Кейт были платонические отношения, но он видел в ее глазах такую же страсть, как и в глазах Мэл.

Именно об этом он думал тогда ночью, лежа на кровати отца. Мэл — горячая штучка, в этом он был уверен. У этой девушки был большой опыт общения с мужчинами. Ник вспоминал смешные, колкие замечания, которыми она описывала друзей с Ибицы. И то, как обольстительно она на него смотрела.

Проведя в компании Мэл четыре дня, Ник совершенно запутался. Он отверг предположения Софи. Мэл ничего не испытывала к отцу, кроме восхищения и симпатии. Пообщавшись с Джоан Даунис и Антони, Ник понял, что Мэл не стремилась к легкой наживе. Если она уйдет из «Окландз», они будут подавлены. На самом деле она почти управляла отелем.

У них было так много общего. Они смеялись по одному и тому же поводу, легко и естественно общались. Ник был искренен, когда говорил о прошлом, хотя мог бы рассказать еще о многом. Мэл тоже до определенной степени ему открылась. Почему же тогда она его отвергает?

Возможно, он все еще был немного высокомерен? Ник знал, что понравился Мэл. Он чувствовал это так, как уловил бы аромат изысканных духов. Почему она сопротивляется своему влечению?

Позже, ночью, Мэл лежала в постели и плакала в подушку. Это был один из самых невыносимых вечеров, которые ей когда-либо приходилось проводить в этом отеле. Несмотря на ее протесты, Магнус настоял на том, чтобы она поужинала с ним и Ником. Мэл сидела за столом, окруженная вниманием двух мужчин, ковыряла вилкой тушеного лосося. Внезапно ей захотелось собрать вещи и уехать навсегда.

— Завтра я возвращаюсь в Лондон, — сказал Ник, наливая вино ей в бокал. — Но я буду постоянно приезжать, пока не покорю тебя.

Магнус только блаженно улыбнулся, как будто уже обдумывал, какой будет свадьба.

— Это правильно, сынок, — проговорил он добродушно. — Слабый сердцем никогда не завоюет благородную даму. Мэл просто не хватает опыта, я слишком долго держал ее взаперти.

Камелия лишь слабо улыбалась и краснела. Ник был таким красивым в черном костюме и светло-голубой рубашке. Она безумно желала этого мужчину. Но Мэл не могла предать Магнуса, который окружил ее отцовской любовью, даже не подозревая о том, что они на самом деле родственники.

При свете свечей Мэл поражалась тому, как много между ними сходства. Как можно было не замечать этого раньше? У нее были такие же высокие скулы, как и у Ника. Овал лица и мягкая кожа Магнуса скрывали раньше такие же скулы, но сейчас они стали отчетливо видны. Их волосы и цвет глаз были совсем не похожи, но все же у Софи были темные волосы и глаза, у Магнуса глаза были золотисто-карие, иногда зеленые, а у Ника ни на кого не похожие, чисто голубые.

Цвет кожи — это особый случай. Днем был виден загар Магнуса, который появился во время работы на улице. По сравнению с ним Ник казался бледным. Но сейчас было видно, что у обоих одинаковый оливковый цвет лица. Хотя у Ника была светлая кожа, Мэл вспомнила, как он говорил о том, что когда вернулся из Греции, то был почти черным. Даже форма губ выдавала сходство. У всех троих были полные, мясистые губы.

Когда-то Мэл доставляло удовольствие искать у себя сходства с Магнусом, но сейчас от этой мысли ей становилось плохо. Ей так хотелось быть просто работницей и ломать голову только над тем, как потратить зарплату.

Разговор перешел к планам на будущее. Магнус хотел построить спортивный зал и крытый бассейн в старой конюшне. В шутку он предложил Нику стать инструктором по фитнесу, на тот случай, если его актерская карьера окончательно провалится.

Ник раньше упоминал о том, что в Лондоне работал как-то в спортивном зале, но сейчас, когда об этом заговорил Магнус, Мэл представила Ника обнаженным. Она сразу выпила вина, чтобы скрыть смущение.

Магнус сказал, что хотел бы, чтобы она научилась водить машину.

— Это смешно, что у тебя до сих пор нет водительских прав, — заявил он прямо. — Ты могла бы вести банковские дела намного лучше меня. Завтра же я организую курсы.

Дальше становилось только хуже. В каждом из своих далеко идущих планов Магнус видел Камелию в главной роли. Было понятно, что он подумывал о пенсии и надеялся, что Мэл займет место управляющего.

— Я хочу расширить отель, — сообщил Магнус, улыбнувшись Мэл, а затем посмотрел на Ника, как будто они уже все обсудили в деталях. — Я хочу построить флигель рядом с конюшней, туда войдут еще двадцать комнат. И не мешало бы обустроить зал для конференций, чтобы здесь можно было проводить совещания и заключать сделки.

Неделю назад Мэл с энтузиазмом отнеслась бы к этим планам. Она предложила бы праздновать в отеле свадьбы. Но сейчас она молча пила вино и слушала обоих мужчин, мечтая о том, чтобы в кухне произошло что-то серьезное и она смогла бы сбежать отсюда.

Ник рассказывал о школьных годах, описывал, как здорово было возвращаться домой на праздники, когда Рут еще была жива. Мэл было горько слушать о том, как эти мужчины с такой нежностью рассказывают о жене и матери, и одновременно знать, что примерно тогда же Магнус писал Бонни любовные письма. Казалось, у Ника было счастливое детство. В лесу на дереве у него был деревянный домик, у него неделями гостили школьные друзья, а с местными детьми они ставили на конюшне пьесы.

Но Ник ни разу не упомянул о том времени, когда умерла его мать. Мэл чувствовала, что в переходном возрасте он был так же несчастлив, как и она. Может, тогда он и научился играть, изображая из себя упрямого и беззаботного подростка, в то время как его отец замкнулся в своем горе. Одинокому мальчику пришлось слишком быстро повзрослеть.