— Я позвал Санима не для этого. Есть интересная информация по Пириассу Харийскому. Поднял по его гнилостной натуре все дела.

— У меня тоже всё интересненько по финансовым потокам, — в тон ему ответил казначей.

— Не сомневаюсь. Первое… Герцог Харийский не всегда был им. Человек знатного рода, первый в списке наследников замка Хария. Отец — уважаемый, кстати, человек, умер внезапно несколько десятков лет назад странной смертью. Почему странной? По слухам, сразу после того, как исключил непутёвого сына из завещания. Бумаг, подтверждающих это не нашлось, а свидетели пропали. Дальше… Пириасс, промотав немаленькое состояние, ввязался в тёмные дела, избежав ареста, как и многие ему подобные, вступив в Армию Живодёров. Хорошее образование, подготовка и прочее, данное отцом, позволили Пириассу выйти на самый высокий уровень, дослужившись до герцога и заполучив замок твоей жены. И вот тут начинается самое интересное! Он не отказался от родительских земель, оставшись Харийским, став хозяином Ливай, хотя герцогство получил именно в Зарнии. Зачем? Странности стали нарастать. Под покровительством Веблии родовой замок, находящийся в полной разрухе, внезапно стал приносить баснословный доход. Там не сеют и не пашут, нет ремёсел, нет развития наук, но деньги текут рекой. Копнул своим ведомством поглубже… Бордель! Причём, охраняемый не хуже Босвинда! Вся мерзость, имеющая место быть в головах извращенцев, сосредоточена там. «Тугие кошельки», не могущие получить полного удовлетворения для своих низменных желаний, стекаются туда. И знаешь, когда всё началось? Тогда, когда Первая Советница завладела Камнем Душ. Она сама частенько в Харию наведывается, но в оргиях участия почти не принимает. Что делает? Непонятно… А Пириасса продвигает выше и выше.

— Да, — продолжил Саним Бельжский. — Мои аналитики и их «помощники» пришли к такому же выводу. От себя добавлю, что Пириасс купается в деньгах, в несколько раз превышающих доход от борделя. Откуда они взялись?

— Веблия доплачивает! — с жаром откликнулся Сыч. — За что? Там — хорошо спрятанный в самом неожиданном месте Камень Душ! Зачем такая охрана? Откуда «золотой поток»? Почему регулярно посещает это злачное место? Вывод один, и вы оба понимаете, какой! Спрятан Камень! Кто подумает про бордель? Нужен план. Кортинара не привлекаем, но по возможности…

— Используем втёмную, — прервал я, сразу поверив двум неглупым людям. — Замок… эээ…

— Хария. Он и есть наша первоочередная задача. Без магической поддержки любое восстание против Ипрохана обречено на провал, — подытожил общие мысли казначей.

— Заодно и отомщу! — стиснув зубы, согласился с ним я. — Первоочередная…

Эти перемещения между комнатами и замками, напряжённые разговоры и прочее, помноженное на недосып последних дней, вымотали похлеще Гона.

Оказавшись у себя, хотел было поговорить с Фанни о сегодняшнем, но она решительно оборвала меня на первом же слове:

— Быстро спать! Ты себя в зеркало видел?! Мне муж нужен, а не привидение в шутовском колпаке!

— И ты со мной? — благодарно поцеловал любимую, понимая, что глаза слипаются и сил ворочать языком, действительно, не осталось.

— Конечно… И тоже ТОЛЬКО спать! Ждать тебя ночами — работёнка ещё та, оказывается. Отдохнём и потом спокойно поведаешь свои тяжёлые мысли.

— Почему ты решила, что тяжёлые?

— По морде догадалась. Она у тебя всегда задумчиво-одухотворённой становится, когда про неприятности собираешься рассказывать. А мне гадости перед сном противопоказаны! Спокойной ночи!

Колокольчик потушила свет в комнате, и мы уснули сном младенца, крепко прижавшись друг к другу.

Утро получилось сложным. Без каких-либо купюр я поведал Фанни о Греяне и о том, что узнал о герцоге Харийском. Вопреки моим ожиданиям, она не стала, по своему обыкновению, «заводиться», а молча встала и прошла в душ.

Выйдя из него и продолжая молчать, оделась, напряжённо размышляя. О чём? Могу только догадываться, но душевного спокойствия такой её настрой мне не давал.

— Хоть слово пискни! — не выдержав, попросил я.

— Пока не могу. Сама не знаю, как ко всему этому относиться. Принцесса… Ублюдок Пириасс… Безумно хочу прервать ваши встречи с ней, но Греяна — шанс изменить что-либо к лучшему. Герцог Харийский заслуживает смерти, и я сама не один раз представляла его оскоплённым на виселице, но это опасная затея! Не хочу потерять тебя, ради собственной мести! Силён гад! И сам по себе он боец отменный, магией напичканный, и по положению в обществе не последний человек. Илий… У меня такая буря из сомнений в душе сейчас, что не спрашивай пока ни о чём. Спасибо, что рассказал. Пойдём к ребятам, поговорим позже на «холодную» голову.

Несколько дней прошли в относительном затишье, если не считать репетиций, где творческие споры иногда переходили в не менее творческую ругань, но это нормально — каждый старался привнести что-то своё, всем сердцем болея за дело. Вечером мы обычно забывали все разногласия, снова становясь друзьями.

Пока мы с Фаннорией думы думали о будущем королевства и собственном месте в нём, Парб, неожиданно для всех, увлёкся живописью всерьёз. Он мог часами, пока не заткнём, болтать о каких-то техниках смешивания красок и нанесении их на холст. «Фактура», «перспектива», «композиция» — уже не были для Скалы матерными словами, а стали частью жизни, о которой говорил с восторгом и придыханием. Причина такой любви к искусству выяснилась довольно скоро — Парб умудрился втюриться в одну из студенточек-художниц. Вся беда в том, что чувства были однобоки. Наш великан терял рядом с девушкой любые признаки смелости, а она в упор его не замечала. Тогда Парб решился на отчаянный поступок — раз слов не хватает, то он выразит всю любовь к ней в картине. И понеслось!

Удивительно другое — казалось бы, огромные лапищи влюблённого друга ничего, окромя большой дубины держать не смогут, но он реально стал рисовать. Детские примитивные рисунки вскоре сменились неплохими картинками, а те, в свою очередь, интересными зарисовками, которые создавались практически у нас на глазах грифелем, терявшимся между его толстыми пальцами. Мне, чтобы такое сотворить, фиг знает, сколько времени учиться надо, и то не факт, что смогу, а Парб схватывал всё на лету, легко перенимая тонкости совсем не деревенского ремесла. Никогда бы не поверил, но видел сам — у парня талантище не только железо гнуть!

На все вопросы, кто его Муза, разбившая сердце и давшая творческий пинок под объёмный зад, Скала лишь отмалчивался, но сегодня, сдавшись под очередным напором Колокольчика, поведал:

— Есть одна… Важная такая, но красивая! Смотрю на неё и понимаю — моя пара! Росточком Творцы не обделили, волосы рыжие, как солнце, бёдра, грудь, стать… Идёт, смотрит поверх голов, и кажется, что вот сейчас встретимся с нею глазами и…

— Поверх голов? — перебил его Хитрован.

— Ну да! Я ж сказал — росточком вышла знатного!