– Тогда возьмем его с собой в Лондон? К следующему массовому приступу?

– И будем рисковать тем, что вместо двоих у нас станет четверо Данов? – спрашивает Стоун. – А что, если один из четверых решит, что ему умирать не хочется, убежит и останется в живых до обмена?

– Нужно, по крайней мере, рассказать ему, – говорит она. – Он имеет право знать.

Стоун отрицательно машет рукой:

– Это в любом случае уже не принципиально.

– Почему?

– Потому что как раз сейчас второго Дана ликвидирует киллер.

Она посмотрела на него, не веря.

– Вы смеетесь, – сказала она. – Разве мы можем опуститься до этого? Скажите, что вы пошутили.

Стоун становится еще серьезнее:

– Вы думаете, мне этого хотелось? У нас нет выбора. Есть один Дан, который знает обо всем и, на наше счастье, готов нам помочь. А если второй, когда мы расскажем ему, сбежит?

– Это один и тот же человек, так что логично предположить, что их реакция…

– Ничего не логично. У них был совсем разный жизненный опыт. Они относятся ко всему по-разному, и их реакции тоже могут быть разными.

– Но как можно их физически уничтожить?

– Ну, честное слово, Кармен, на войне как на войне, – отвечает Стоун. – Мы получили разрешение от всех, включая юридических советников, министра обороны и кого угодно еще. Этот киллер – фрилансер, который регулярно сотрудничает с властями, даже если не всегда об этом знает. Даже сам Дан – наш Дан – дал на это согласие. Он подумал, что лучше сделать это чисто.

– Он подумал – или мы навязали ему такую точку зрения? Почему он сам не расскажет все своему двойнику?

– А вдруг второй Дан предпочтет не знать? Может быть, первому Дану было очень больно и он не хочет причинять такую же боль второму себе? Это не значит, что мы убийцы. Мы не более чем элитное подразделение, которое ликвидирует террориста, находящегося в розыске. В эти минуты профессионал поджидает Дана дома. Он сделает это быстро, максимально безболезненно. Он один из лучших, говорят.

– Этот Дан ничего не знает! Он ничего не сделал!

– Но он представляет опасность, – говорит Стоун и смотрит на часы. – Может быть, все уже позади. Если нет, то через несколько минут – точно. Даже если мы могли бы доказать вашу теорию касаний – а мы этого не сможем, – сомневаюсь, что нам разрешили бы оставить Дана и Дана в живых. В таких делах нельзя рисковать. – Он снова повернулся к двери. – Но вы, если хотите, можете рассказать об этом завтра журналистке. От этого вреда не будет. Пусть люди держатся за руки во время «большого обмена», может, это им поможет.

– Джозеф, мы собираемся убить невиновного человека просто так, – говорит она ему.

– Не просто так, – устало отвечает он. – Мы не можем все остановить только потому, что у вас появилась теория, которую невозможно доказать.

– Тогда давайте думать, как ее можно доказать!

– Я уже сказал вам, это все уже не принципиально, в любом случае сейчас остался только один Дан. – Он выходит, оставляя ее в гневе, она стоит посреди комнаты.

Она тяжело садится на стул за свой рабочий стол.

Голос Стоуна – голос логики, но эта логика холодная, практичная, лишенная сострадания. Неужели действительно ничем не поможешь? Ее задача – спасать людей. Неужели она может только сидеть сложа руки и верить, что в убийстве первого Дана она не виновата?

Скорее всего, правда, что точно доказать ее теорию в ближайшие сроки не получится. Однако эта теория пришла ей в голову только пять минут назад! А если завтра доказательство найдется? Если завтра они обнаружат еще один массовый приступ, может, менее масштабный, может, происходящий поближе, перед следующим приступом в Лондоне, и с его помощью смогут доказать, что Дан и Дан не представляют опасности?

Кто-то сейчас ликвидирует – какой красивый синоним к слову «убивает» – Дана. Дан ей понравился – по крайней мере, тот, с которым она общалась. Она видит, как он терзается мыслью, что представляет угрозу обществу, как он готов уйти со сцены, если до того момента, когда произойдет «большой обмен», не найдется другого решения. Она отметила его сдержанный тонкий юмор, спокойствие, с которым он все принимает, легкость, с которой ему удается скрывать свой ужас. Он заслуживает того, чтобы продолжать жить. Он один из тех, для кого она работает, – так же как и все остальные.

Что ж, настало время воспользоваться этой системой.

Нас оценивают не по тому, насколько мы замечаем изъяны и сердимся из-за них, а по тому, сколько мы готовы вложить, чтобы исправить положение.

Где же он, черт возьми, живет? Она выводит компьютер из спящего режима и быстро что-то набирает. Возможно, она еще не опоздала. Она имеет право, по крайней мере, предупредить его, дать ему возможность выбора. Нет, не право, а обязанность.

Она читает адрес на экране, переписывает его и закрывает окно. Потом заходит в систему министерства обороны и вводит адрес Дана.

Система совершает поиск по району и показывает ей карту, на которой можно увидеть все браслеты, которые сейчас находятся в районе этого дома и включены. Один из них – ровно в том же здании. Она выбирает его и вводит номер своего браслета и пароль, который ей дали, чтобы можно было пользоваться системой.

Она собирается обменяться с тем, кто носит этот браслет. Согласие второй стороны получать не нужно, она просто обменяется, как боец антитеррористического спецназа, которого обменивают, чтобы он уничтожил угрозу; как агент «Моссада», который перемещается в чужое тело, убивает – и исчезает. И тогда она побежит к Дану Арбелю и предупредит его. Объяснит ему, сделает так, чтобы он успел скрыться, даст ему шанс, которого он заслуживает.

Второй стороне это покажется просто приступом. Она просто подумает, что…

Она встает, запирает дверь, гасит свет.

Человек, который переместится в ее тело, несколько секунд не сможет понять, что к чему. Пусть остается здесь, в комнате.

Ей нужно всего-навсего полминуты. Ну, может быть, минута. Не нужно, чтобы ее тело ходило по коридорам и спрашивало у всех, что случилось. Она обменяется, предупредит и вернется. И никто не узнает, что это было.

Она берет ключ, берет со стола рулон скотча, отрывает кусочек и приклеивает ключ к одному из стеллажей, снизу. Пусть остается в комнате – и все. Всего на минуту, больше не нужно.

Она снова садится за стол и глубоко вздыхает. На экране мигает точка – местонахождение браслета, к которому она собирается переместиться.

Нажимает на кнопку своего браслета.

Она поднимает глаза. Она в теле другой женщины, заходящее за окном солнце заливает светом комнату.

На нее смотрит молодой мужчина. Не то задумчиво, не то влюбленно, не то подозрительно.

– Дан? – спрашивает она.