Когда боль отступила, я решил встать, попить воды, съесть крекер или что-нибудь такое, прийти в себя. И в тот момент, когда я слегка приподнялся на постели, я почувствовал, как все во мне дрожит, – и оказался в другом месте, более холодном, сидя на чем-то жестком.

Несколько секунд экзистенциального головокружения. Конечно, я читал о приступах. Знал, что первый приступ может совершенно сбить с толку и даже быть опасным. И поскольку я был уверен, что не способен даже обмениваться обычным способом, открытие, что я пережил приступ, стало для меня немалым шоком. Я оказался в теле потрепанного голодного бомжа, на углу улицы какого-то незнакомого города, мне было холодно. Где-то там, в доме, точного местоположения которого я тоже не знал, наверное, сидел этот бомж – и радовался, как ему повезло. Первая ночь в моем третьем теле прошла отстойно со всех точек зрения, но парадоксальным образом я был очень рад.

Тот факт, что у меня был приступ, вдруг позволил мне почувствовать себя нормальным. Возможно, обмен, который перенес меня в деревянный дом, что-то высвободил, подумал я. Возможно, тот простой факт, что мое изначальное тело соизволило отпустить душу один раз, сделал ее свободной навсегда.

Я не знал, где я, что я буду есть утром, в ближайшее время мне было негде раздобыть браслет, чтобы проверить мои предположения, – но все это было не важно. Я заснул, одетый в тряпье, на потертой картонке, укрытый вонючими одеялами, а мимо меня пробегали люди, которые спешили по своим делам, и рассекали холодный воздух, клубившийся вокруг.

Через некоторое время я привык к своему новому быту.

В первые дни я изучал улицы, на которых теперь жил, знакомился с другими нищими, которые делили эти улицы со мной (и узнавал, где пролегают четкие границы между территориями, на которых каждый из нас имеет право работать, то есть просить милостыню), и с волонтерами, которые время от времени приносили нам горячую еду. Я не знал, как меня зовут, поэтому придумал себе имя (Джек), несколько раз менял его (Хулио, Антонио, Майкл, Джо Кон Ю, Пикколо) и в конце концов остановился на том, что лучше всего подходило (стал снова Джеком).

Только потом я начал обдумывать свое возвращение в деревянный дом: как раздобыть браслет, как выяснить номер, по которому нужно отправить вызов, как убедить вторую сторону обменяться – человеку ведь явно не захочется возвращаться к своей прежней жизни. Но с течением времени я понимал, что и мне не особенно хочется назад. Наконец-то я обрел настоящую свободу. Я мог считать себя кем угодно, чувствовал себя нормальным человеком, частью определенной группы людей, которые, может, не были самыми красивыми и преуспевающими на свете, но жизнь их научила смирению, а еще у них было большое сердце. Некоторые оказались невероятно умны, были лучшими собеседниками, с увлекательными историями и чувством юмора, которое отшлифовал холодный ветер.

Когда пришла группа волонтеров по возвращению в общество, возвращаться мне уже расхотелось.

То была группа идейных студентов: они ходили по улицам, собирали бомжей и помогали им вернуться к нормальной жизни. При поддержке некоего анонимного филантропа они сняли дом из нескольких квартир, разместили там бездомных счастливчиков и стали им помогать. Сделали им медстраховку, купили одежду, выправили документы (паспорт, страховое свидетельство и так далее), отправили их на вечерние курсы, устроили на работу. Это была не самая продуманная на свете кампания, статистика успеха не особенно впечатляла, но что есть, то есть: через два года после того, как на улице ко мне подошел студент с длинными волосами, нагнулся и спросил, как меня зовут, я был кассиром в супермаркете, каждый месяц получал зарплату и прилично одевался.

У бомжа, в теле которого я очутился, не было причин возвращаться в свое прежнее тело, но и у меня уже не было особой мотивации стремиться в прошлое. Я был свободен, здоров, меня все устраивало. Оказалось, что я умею меняться, могу снова встать на ноги. Узнать, что ты способен на перемены, иногда важнее, чем то, в чем, собственно, заключается изменение.

На второй день в супермаркете я познакомился с Джулией. Она работала в мясном отделе, я – на кассе. Я не верю и никогда не верил в любовь с первого взгляда, но если есть что-то, что люди, запутавшись, по ошибке называют «любовью с первого взгляда», то с нами произошло именно это. Мы смотрели друг на друга, улыбались, потом стали вести краткие разговоры, потом – долгие разговоры, а они уже перешли в отношения – глубокие, простые, хорошие.

Мы поженились меньше чем через год. Вели тихую приятную жизнь. Работали, ели, пили, любили друг друга, были всем довольны. Я перестал каждые два дня спрашивать себя: «Достаточно ли я счастлив? Достаточно ли я счастлив?» Я просто жил. Я рассказал ей все о себе, она рассказала мне все о себе. Она всегда смеялась и говорила, что я уравновешиваю ее скучную жизнь своей невероятной жизненной историей. Денег у нас было не много, но того, что было, хватало на маленький домик с палисадником в симпатичном районе и на побитую жизнью машину. Мы не обменивались. Я попробовал обменяться через несколько месяцев после того, как начал работать в супермаркете. Браслет сгорел, как и все его предшественники. Оказалось, что это мне по-прежнему недоступно. Но у меня была нормальная жизнь, и я был по уши влюблен в Джулию, так что я не стал особенно зацикливаться на этом, ведь я больше не был одинок: одна женщина приняла меня таким, какой я есть. Джулия не любила обмениваться. Ну и вот, мы просто оставались собой.

Во время медового месяца мы устроили себе долгое путешествие от океана до океана на той самой старой машине, которая порой ломалась под нами, – я решил снова посмотреть на деревянный дом. За эти годы я постарался узнать все, что мог, о базах «Уольдо». Я помнил расплывчатую карту в брошюрах для клиентов, и по вечерам, когда Джулия лежала рядом со мной в кровати и читала, я рассматривал карты. В общих чертах я помнил, как выглядел ближайший населенный пункт, помнил, что там была больница. По крайней мере, до приступа, который переместил меня в мое нынешнее тело, я никогда не выходил за пределы базы и не видел этого городка, что осложняло дело, но все же как-то мне удалось определить, где приблизительно находился дом.

Так что во время нашего путешествия я решил проехать и по той местности, зайти посмотреть, живет ли еще там бомж, а если нет, может быть, вернулся изначальный обладатель этого тела? Я хотел поговорить с ним, спросить, как у него дела, или просто сказать спасибо. Да и любопытно было. Как ни крути – часть моего прошлого.

Дом я нашел.

До сих пор помню, как той ночью я стоял перед домом. Джулия ждала меня в машине на шоссе, а я стоял под луной, чуть не улыбаясь, и смотрел на место, куда меня переместил обмен после того, что случилось с моим отцом. Час был поздний – мы собирались приехать туда ранним вечером, но заблудились по дороге, ведь местности мы толком не знали, – и мой изначальный план постучать в дверь, представиться и побеседовать с тем, кто там жил, в этот час осуществить уже было никак нельзя.

Но угловым зрением я заметил в окне наверху какое-то движение. Я осторожно поднял взгляд и на мгновение увидел свое прежнее лицо. Он не спал, он увидел меня, а когда прошло немного времени, но ничего не случилось, я вдруг понял, что он предпочитает не вступать со мной ни в какой контакт.