Он похож на свою фотографию, которая у них есть.

Она уверена, что это он. Гора с плеч: он еще жив. В этом теле ей холодно. Она делает один-два шага по направлению к нему, это проносится у нее в подсознании за миллионные доли секунды:

рождение сильный свет голод плач объятие попытаться идти упасть идти и все же музыка бег детский сад портфель дружба уроки игры красота чисел одна вместе учиться любить одна плач страх поцелуй

бежать страсть лекции поцелуй разбитое сердце исследовать поездки эксперимент

модели поездки объятие надежда любовь желание пробежка по утрам открытие

дышать одна вместе бежать открывать мечтать все

И она снова спрашивает:

– Дан?

И тут

10

Десятый этаж.

Я здесь, потому что мне позвонил Стоун.

Голос у него был сдавленный. Поначалу он говорил рублеными предложениями.

Кармен не стало. Ее убил киллер, которого мы наняли, чтобы он убрал Арбеля, сказал он. Никто из нас не хотел пачкать руки в крови. Мы взяли самого лучшего профессионала, которого порекомендовал «Моссад». Фрилансера, который должен был сделать это чисто и гладко, не оставив следов. Никто не должен был даже обнаружить труп – вплоть до «большого обмена».

Но этот придурок промахнулся. Выстрелил не в того, в кого надо было.

И теперь Дан Арбель находится в доме Уильямсон с какой-то женщиной. Которая непостижимым образом обменялась с Уильямсон за секунду до ликвидации.

Думаете, они знали? Думаете, что он намеренно воспользовался Уильямсон как щитом?

Нет. Думаю, что это просто стечение обстоятельств.

Да ладно, Стоун, какое там стечение обстоятельств, сказал я. Я никогда в них не верил – и нет причины начинать верить в них сейчас.

Я сказал им, что пошлю им человека, который будет их охранять, сказал Стоун. Они думают, что их кто-то преследует.

Они, в сущности, правы.

Я пошлю к ним Дональдсона.

Нет, сказал я. Я сам пойду.

Десятый этаж.

Двери лифта открылись. Я вышел и медленно направился к двери квартиры Кармен.

Мы были знакомы совсем недолго, но мне ее уже не хватало.

Теперь будет гораздо труднее точно рассчитать временное окно. У нас есть оценка, ее хватит, чтобы обратиться к миру, но мы думали, что еще за неделю-две сможем рассчитать точнее. Без Уильямсон это будет трудно. Мне она нравилась. Очень. Что-то в ней было.

Свою новость Стоун собирается преподнести на пресс-конференции. Он расскажет, что произойдет, покажет графики, даст всем, кому надо, с серьезными лицами выступить и объявит, когда примерно, по их мнению, случится «большой обмен».

Я вынул из кармана пистолет.

Этот пистолет две недели назад я достал из ячейки Дана Арбеля, вместе с магазинами, пожелтевшей книгой и несколькими купюрами, связанными черной резинкой.

Все это я взял с собой. Уже не знаю почему. Я был в гневе, когда и эта ячейка открылась тем же самым кодом: она подтвердила то, что я и так уже понял о нем, то есть о себе. И когда я увидел пистолет – я взял его. Может быть, потому, что чувствовал, что он принадлежит и мне. Не думаю, что сейчас стоит затевать дискуссию о разделе имущества. Я просто взял, и все, о’кей?

Я стоял под дверью квартиры, принадлежавшей женщине, которую я не знал еще несколько недель назад, и собирался войти и ликвидировать, в сущности, самого себя. Кто-то должен это сделать, и хотя я не хотел делать это сам, но позволить сделать это другому я хотел еще меньше.

Я был против того, чтобы нанимать опытного наемного убийцу, фрилансера. Я думал, что будет правильнее, если я посмотрю самому себе в глаза, может быть, даже извинюсь. Но они убедили меня, что так будет быстро и безболезненно. Поди знай, куда попадешь, если у тебя дрогнет рука, поди знай, не струсишь ли в последний момент. Обратиться к киллеру – это правильный путь.

Ладно, вот мы увидели, куда этот правильный путь вас завел. И теперь сделаем все по-моему. Прямо, по-родственному, лицом к лицу.

Я постучал в дверь. Трижды.

Тук-тук-тук.

За дверью кто-то крикнул: «Минуту!»[62]

Прошло несколько секунд в напряжении. Моя рука покрывалась потом, сжимая пистолет.

– Кто там? – спросил кто-то изнутри.

– Иоганн Себастьян Бах, – ответил я. Это был пароль, о котором Стоун с ними договорился. Пароль был так себе. Мне всегда больше нравился «Моцарт».

– О’кей, – сказал он. Я услышал какие-то шорохи. Что-то тут не так.

– Дан? Дан Арбель? – спросил я.

– Сейчас, – отозвался Дан из-за двери. – Только… подождите секундочку.

Воздух в коридоре застоялся, давил. Весь пол – от стены до стены, как в гостинице, – покрывал ковролин. Видны были бойкие пылинки, пересекавшие солнечный луч, который пробивался сквозь дверной глазок и находил вечный покой на этом уродском ковролине. Я завороженно уставился на этот тонкий лучик, как ребенок, который следит глазами за частичками солнечного луча, просачивающегося в щель между занавесками утром, когда не надо идти в школу.

Я снова постучал. Давайте уже покончим с этим, честное слово.

– Минуту! – крикнул он.

Что-то не так. За дверью продолжали шептаться. Я сделал небольшой шаг назад, поднял руку, прицелился чуть ниже глазка, чуть ниже мерцающего луча.

– Иду! – крикнул я по ту сторону двери.

Я не хочу, не хочу смотреть ему в лицо.

Подожду, пока луч исчезнет: пусть он посмотрит на меня в глазок – и я изрешечу пулями эту тонкую деревянную дверь, пусть пули сделают работу за меня. И все.

Луч света исчез.

Пылинки стали невидимыми.

Я закрыл глаза и нажал на спуск, а потом снова, и снова, и снова. Четыре раза. На четвертый раз я даже приоткрыл глаза, чтобы убедиться, что все еще стреляю в нужном направлении.

За дверью началась суматоха. И тогда я услышал крик: «В спальню!»

Я сразу понял: ни в него, ни в нее я не попал. Если один кричит, а другой может за ним бежать, значит оба целы.

Я стрелял снова и снова. Мне нужно попасть в квартиру. Я стал колотить в дверь, отбежал назад, к стене напротив, и с силой навалился на дверь. Нельзя допустить, чтобы они сбежали. Если я упущу их сейчас, он «размножится» и заменит собой всех. Ох, какая глупость. Сколько идиотских ошибок мы сделали, когда планировали свои действия.