— Я тебе женюсь. Распоясался совершенно. Марат ещебольше углубится в ненужные мысли. Все мужики придурки, — возвысила онаголос, обращаясь к Сашуне. — Короче, надо его разжалобить.

В тот же вечер мы начали осуществлять очередной гениальныйзамысел. Лерка предложила отправиться в ресторан. «Поужинаем по-семейному, разуж теперь прятаться мне глупо», — сказала она, на что Марат насмешливоулыбнулся, но в ресторан пошел. Мы выпили, я поспешно вскочила и бросилась втуалет, где и просидела минут пятнадцать. Намазала лицо кремом зеленоватогоцвета, после чего приобрела нездоровую бледность и вернулась за стол.

— Ты что, плохо себя чувствуешь? — заботливоспросила Лерка.

— Нет, все нормально.

— Расспрашивал? — интересовалась она на следующийдень, позвонив мне на работу.

— По-моему, все наши ужимки совершенно напрасны, ондаже ничего не заметил.

— До чего невнимательный народ. Ладно, вода каменьточит. Ты уж постарайся. В глазах грусть, на лице печаль, слезы беспричинные,не забывай лицо кремом мазать и почаще бегай в туалет из-за стола.

— Как ты мне надоела, — вздохнула я, но исправновсе выполняла.

Был от этого какой толк или нет, так сразу и не скажешь.Иногда мне казалось, что Марат приглядывается ко мне и даже впадает взадумчивость, хотя думать он может не обо мне, а о вопросах глобальных,например, выиграем мы хоть один чемпионат мира по футболу или нет. По случаюхронической мужской несообразительности Лерка решила добавить драматизма.

— Значит, так, сваливаешь сегодня с работы и дуешь вцентр «Семья и здоровье» на Бакунина. Да, не забудь записать на календареадрес, номер кабинета и фамилию врача. Вот прямо сейчас и пиши.

Записала? Так. Оттуда двигаешь в аэропорт. Сегодня один рейсв Москву, в двадцать два ноль-ноль. До этого момента он должен хватиться тебя ипойти по следу.

— Слушай, может, не надо всего этого? Может, я простоскажу…

— Не волнуй меня, деньги заплачены, врач готов, вседело за тобой. И помни: от того, как ты все это обтяпаешь, напрямую зависитнаша дальнейшая счастливая жизнь. Отключи сейчас же мобильник, чтоб Маратзабеспокоился. Удачи.

Конечно, я уже жалела, что дала свое согласие на этуавантюру, слегка пожаловалась на судьбу, разглядывая угол напротив, нозаспешила к врачу, как и было условлено. Коридор был пуст, я устроилась возлеокна, ожидая вызова. Ждать пришлось минуты две. Врач оказалась милой дамой летсорока, мы прошли за ширму, после чего меня поздравили с тем, что я скоро станумамой. Поздравили так убедительно, что я растерялась, пробормотала в ответчто-то невразумительное и спешно покинула центр, а потом сразу отправилась ваэропорт. Сидеть там несколько часов было скучно, и я позвонила Лерке.

— Твой рыщет по городу, — сообщила она весьмадовольная. — Начал проявлять беспокойство часов с двенадцати. Позвонилмне, я, конечно, сказала, что ты на работе. Он поехал туда. Твоя Софьяответила, что знать не знает, где ты. На твоем столе он успел пошарить, потомучто сразу поехал к врачу. Сашок за ним приглядывает. Врач говорить с нимотказалась по причине профессиональной этики. Отвалил ей триста баксов, этикаперестала играть какое-либо значение, и Марат узнал, что станет папой. Сашокдокладывает, парень разом поглупел и вроде как в прострации. Опять звонил сюда,очень ты ему нужна. Я сказала, что тоже не в состоянии найти тебя, вспомнила,что ты с утра искала свой загранпаспорт.

После этого он просто обязан закрыть вокзалы и аэропорт.Сейчас мечется в районе железки. Так что готовься, скоро твоя очередь.

От этих слов мне стало худо, и я бросилась в дамскуюкомнату. Кремом пользоваться не пришлось, я и так напоминала привидение. Выйдяиз туалета, я нос к носу столкнулась с Маратом. Он, кстати, выглядел не лучше.С идиотским видом мы стояли и пялились друг на друга, после чего он взял меняза руку и сказал:

— Поехали домой. Я все знаю.

По дороге я разрыдалась и объяснила свой побег отчаянием.Разумеется, я хотела сохранить ребенка и очень боялась, что у Марата на этотсчет свое мнение.

Не знаю, чего ожидала Лерка от моего дурацкого признания,но, по мне, так стало только хуже. Прежде всего пришлось переехать к Марату. Онвдруг впал в задумчивость, говорил мало, а смотрел настороженно. Возлагал рукуна мой живот и замирал.

Иногда в животе урчало, в основном от голода, потому что нанервной почве у меня пропал аппетит и я таяла на глазах.

— Боже, какая я дура, — жаловалась я Лерке. —Как мне в голову пришло согласиться на это. Он меня убьет. Конечно, убьет. Онже псих. И правильно, между прочим, сделает. Я бы себя тоже убила.

— Жениться не предлагал?

— Что? Нет, это уж слишком. Послушай, надо срочночто-то делать. В конце концов, живот просто обязан расти. Ты не находишь? Икогда он наконец уедет?

— Это вопрос не ко мне, — вздохнула Лерка. —Я бы его хоть сегодня проводила. Но что-то его здесь держит, причем крепко. Недогадываешься, что?

— Я буду каждый день ему письма писать, только бы онуехал.

— Не вздумай сказать ему такое.

— Я не успокоюсь, пока не услышу от тебя, как мы всеэто прекратим.

— Драматически, разумеется. Как же еще? Слушай, почемуон такой грустный? Может, ты редко говоришь о своей любви?

— Помолчи, пожалуйста, без тебя тошно.

— Он переживает, — подал голос Сашок, хоть его ине спрашивали.

— Вот придурок, — покачала головой Лерка. Я-тодумала, это относится к Сашуне, оказалось, к Марату. — Ну конечно, небосьсчитает и так и эдак. И все равно в сомнениях. От ребеночка надо срочноизбавляться, он нам теперь не в масть. Значит, так — завтра идешь обедать в«Сударушку», и по дороге тебя собьет машина.

— Ты спятила? — ахнула я.

— За рулем будет Сашок и сделает все в лучшем виде.Угонит тачку, комар носа не подточит.

— Ни за что, — заявила я.

— Не боись, машина «Скорой помощи» будет дежурить впереулке. Доставят в «Красный Крест», вечером тебе станет хуже, и тебяпереведут в гинекологию. Последствие травмы и все такое.

— Это не годится. Он ведь не идиот. А если что-тозаподозрит?

— — Он завтра в Москву уедет, на два дня. Вернется,когда дело уже будет сделано.

— Откуда ты знаешь?