Желая подстраховаться, я рассказал историю донны Вирджинии молодому и обаятельному медицинскому офицеру Кессельринга. Мы были с ним в приятельских отношениях, и он пообещал мне помочь. Вскоре он приехал в Рим, облаченный в летную форму и увешанный боевыми медалями, и мы отправились в больницу проведать нашу больную. Не знаю, была ли она на пороге смерти или нет, но выглядела донна Вирджиния в своей пижаме, отделанной венецианским кружевом, просто великолепно. Полицейские сгорали от жалости к своей пленнице, а при виде моего спутника, которого они приняли за самого Кессельринга, затрепетали от благоговейного страха. Он осмотрел донну Вирджинию и, предложив ей руку, повел, по-прежнему облаченную в кружевную пижаму, но теперь уже с шелковым шарфиком на шее, мимо застывших в салюте стражей порядка к моей машине, которая ждала нас у входа в больницу. Мы отметили освобождение донны Вирджинии в номере, заказанном для нее в отеле «Эксельсиор». Ей было выдано медицинское свидетельство со штампом, и никто больше никогда не осматривал ее горло. Полицейские, охранявшие ее, тоже исчезли – кто знает, может быть, они стали участниками движения Сопротивления?

В любом случае донна Вирджиния решила, что ее чудесное избавление – знак свыше, и этот знак убедил ее с новой энергией приняться за спасение Рима, иными словами, добиваться аудиенции у папы для генерала Вольфа. По случайным обрывкам информации, которая доходила до меня, я понял, что это оказалось очень непростым делом, но к началу мая 1944 года донна Вирджиния сумела-таки добиться своего. Кардинал Качья-Доминиони, доктор Пфайфер из Ордена спасения, небесное Провидение и папа Пий в своей бесконечной мудрости наконец уступили неутомимым мольбам донны Аньели и ее влиятельных друзей, которые представляли аристократию и финансовый мир Вечного города. Оставалось только уговорить Вольфа, который не имел никакого понятия, какой подарок преподнесла ему судьба. Я решил, что, когда он в следующий раз приедет в Рим, я просто поставлю его перед свершившимся фактом. Так я и сделал.

Как заявил на Нюрнбергском процессе Вайцзеккер, немецкий посол в Ватикане, генерал Вольф «давно уже вынашивал мысль о том, что надо спасти католическую церковь и послужить ей». Зная это, а также понимая, что на настроение Вольфа окажет большое влияние небольшой ужин в узком кругу, устроенный накануне великого события, я пригласил несколько красивых женщин, которые, как и донна Вирджиния, верой и правдой служили своему городу. Как раз перед их появлением я сообщил изумленному Вольфу, что его святейшество будет ждать его утром 10 мая в своих личных апартаментах. Он должен будет прийти на встречу в штатском, поскольку, как сообщила мне донна Вирджиния, «его святейшество прекрасно понимает, какие могут возникнуть проблемы на официальном уровне».

Мы не можем постичь мотивы большинства человеческих решений, и решения генералов не составляют исключения. Я до сих пор не знаю, что заставило Вольфа принять это странное, незабываемое приглашение. Сам он утверждал, что сделал это по требованию своей собственной совести. Впрочем, мне было все равно, из каких соображений он будет действовать, главное, чтобы он согласился встретиться с папой. И он встретился с ним. Но поскольку у него не было с собой штатской одежды, что вполне естественно для генерала, то я одолжил ему свой самый лучший костюм. Боюсь только, что он был ему немного маловат и он чувствовал себя в нем не очень удобно. Настроение Вольфа не улучшилось, когда мы с монсеньором Пфайфером перевели его через площадь Святого Петра, которая охранялась – или находилась под прицелом, кому как понравится, – его же собственных солдат. Лицо генерала посветлело только тогда, когда мы проходили мимо одетых в разноцветную форму швейцарских гвардейцев, которые отдали нам честь. После этого мы поднялись по лестнице в стиле барокко, ведущей в приемные комнаты, за которыми располагалась личная библиотека папы, где и должна была состояться аудиенция.

Я остался в одной из приемных, а Пфайфер проводил Вольфа к папе. Но мне не пришлось скучать все те три четверти часа, что отсутствовал генерал. Приемные всегда много говорят о своих хозяевах, и я с удовольствием вспоминал те времена, когда ждал в них приема у Боккини, Сениза и Буффарини.

Вскоре в комнату поспешно вошел монсеньор Пфайфер, полный впечатлений о том, как великодушно его святейшество встретил генерала Вольфа. Он даже встал из-за стола, чтобы поздороваться с ним. После рассказа об этом он спросил, где сейчас донна Вирджиния, и я сказал ему, что она находится в соборе, где молится о том, чтобы аудиенция прошла успешно.

Миновал почти час, прежде чем наш генерал в штатском вернулся в приемную. Он улыбался и в течение всего нашего недолгого путешествия в женский монастырь Ордена спасения рассказывал нам, какое глубокое и незабываемое впечатление произвел на него папа. Вольфу очень понравилось, что его святейшество с удовольствием вспоминал те дни, когда он был папским нунцием в Мюнхене и Берлине, а также то глубокое сочувствие, которое он выразил немецкому народу за испытания и страдания, выпавшие на его долю. Вольф сообщил нам, что папа негативно относится к требованию безоговорочной капитуляции, выдвинутому Рузвельтом. Он считал, что это требование, в лучшем случае, приведет к тому, что война затянется на длительное время. И наконец, с явным удовлетворением Вольф сообщил нам, что папа выразил желание как можно скорее встретиться с ним еще раз, сопроводив свои слова красноречивым жестом, который мы могли трактовать как нам заблагорассудится.

Вольф завершил свой рассказ смешным эпизодом, случившимся, когда он уже собирался уходить. По привычке, въевшейся в его кровь за долгие годы, он поднял руку в фашистском салюте, на который папа отозвался мягкой, снисходительной улыбкой. Пфайфер тоже улыбнулся и успокоил Вольфа словами о том, что папа, должно быть, понял, что этот жест «получился у него машинально».

В качестве небольшого эпилога к этому обмену любезностями настоятель Ордена спасения сказал Вольфу, что его святейшество обращается к нему с личной просьбой, выполнение которой будет воспринято как проявление доброй воли. Просьба касалась сына профессора Вазалли, с которым папа когда-то учился. Вазалли-младший сильно огорчил своих родителей и Ватикан, став членом левого крыла римского движения Сопротивления и попав в руки Каплера. Он был передан властям Ватикана живым и здоровым, а те в свою очередь отплатили Вольфу за услугу, велев сыну профессора вести себя тихо в течение всего нашего присутствия в Риме.

Это богатое событиями утро завершилось обедом с господином фон Вайцзеккером, послом при Святом престоле, который был очень огорчен тем, что его не предупредили об аудиенции заранее. Он даже грустно заметил, что это может стоить ему поста, но генерал Вольф бросился на амбразуру и заявил, что сам лично расскажет обо всем Риббентропу. За этим последовала короткая перебранка в Шлосс-Фушле, но потом все успокоились – не только Риббентроп, но и, что весьма странно, Гиммлер, который решил, что аудиенция Вольфа была чем-то вроде комплимента ему самому и его ведомству.

Аудиенция, естественно, не дала никаких конкретных результатов, поскольку почти сразу же после нее, 4 июня, Рим был сдан союзникам. Однако на Вольфа она оказала огромное психологическое воздействие и, несомненно, повлияла на его поведение весной 1945 года, когда немецкие войска в Италии вступили в переговоры о заключении перемирия. Что касается меня, то она дала мне возможность получить рекомендательные письма для миланской курии и, в частности, для человека, который играл роль политического посредника у кардинала Ильдефонсо Шустера. Эти письма позволили мне установить контакт не только с миланской курией, но и с другими церковными властями Северной Италии. Мои отношения с ними были подробно описаны Шустером в его краткой, но весьма содержательной книге «Последние дни режима».