Джеймс стал методично поглаживать кругами ее спину.

– Ш-ш-ш. Все в порядке, скоро тебе станет лучше.

Грейси икнула, уткнувшись в его грудь, влажную от пота и ее слез.

– От-ткуда т-ты знаешь?

– Я наткнулся на это в моем исследовании. Тебя переполняют эмоции, но это пройдет. Просто сделай несколько глубоких вдохов.

Его голос звучал так спокойно и рассудительно, что она не могла ему не поверить. И Грейси сделала так, как он сказал. Она набрала в легкие воздух и медленно выдохнула, прильнув к Джеймсу. Звук его негромкого ровного голоса, рассказывающего, как нужно дышать, успокоил ее так, как не могло бы успокоить ничто другое. Джеймс не попросил у нее объяснений, не стал расспрашивать про ее вспышку, он просто сидел и успокаивал Грейси, пока она продолжала всхлипывать. Грейси ни разу так не плакала с тех пор, как умерла ее мама. Казалось, она должна была рассказать Джеймсу нечто очень важное и существенное о любви и жизни, но ее мозг все время терял нить, мысли путались и улетали, едва возникнув.

Грейси не представляла, сколько прошло времени. Может быть, пять минут, а может быть, пять часов, но в конце концов она успокоилась. Слезы высохли, и на их место пришло глубокое расслабление. Тепло тела Джеймса окутывало Грейси, она утонула в нем, ее конечности стали невероятно тяжелыми.

Джеймс провел пальцем по ее щеке.

– Ну вот. Просто расслабься. Я отнесу тебя в спальню, но тебе не нужно ничего делать.

Она заворочалась и сумела пошевелить губами ровно настолько, чтобы пробормотать:

– Не оставляй меня.

– Никогда.

Всего одно слово, но в нем было столько уверенности, что оно вошло в ее сердце и стало частью ее самой, а весь остальной мир исчез.

Грейси спала, а Джеймс сидел рядом и смотрел на нее. Она не шевелилась. Ее светлые волосы разметались по белой подушке спутанной массой, тушь с ресниц размазалась по щекам, но она никогда еще не была такой прекрасной. И умиротворенной.

Накал бушевавших в ней эмоций спал, она успокоилась, и ее лицо приобрело мягкость, которой в нем раньше не было. Джеймс не собирался заходить с ней так далеко и так быстро. Он намеревался лишь дать ей попробовать вкус того, на что они намекали с тех самых пор, когда их отношения стали сексуальными. То, что он ей дал, было ей необходимо, в этом Джеймс не сомневался, но он не был уверен, что поступил правильно. В тот момент он действовал чисто инстинктивно, им двигало какое-то чутье, подсказывавшее ему, что ей нужно выпустить наружу все накопившиеся эмоции. Но сейчас он задался вопросом, не было ли это слишком много и слишком скоро. Грейси была сильной и решительной женщиной. Ей почти так же, как ему самому, нравилось контролировать ситуацию. Ей нравилось верховодить, потому что это давало ей власть и сохраняло ее в безопасности. И вначале это было частью их взаимного антагонизма. Она пыталась вылепить из него то, чем хотела его видеть, а он упорно отказывался вписываться в ее рамки. Теперь, задним числом, Джеймс понимал суть борьбы между ними. Он осознавал, как сильно Грейси полагалась на свое природное, почти ослепляющее обаяние, чтобы сохранять стену между ней и другими людьми. А он пришел и лишил ее этого. Забрал у нее власть и контроль, разбил все ее стены, перезагрузил ощущения, и она сорвалась.

Хотя это было правильно и хотя Джеймс думал, что Грейси необходимо выпустить наружу все эти эмоции, теперь, когда он спустился на землю, он знал, что не миновать обратной реакции. Ему придется отступить и дать ей пространство, чтобы она разобралась в своих чувствах. И он это сделает, потому что он ее любит, а она любит его. Всем остальным проблемам просто придется решаться самим.

– Куда мы едем? – спросила Грейси.

Вопрос прозвучал резче, чем она намеревалась, потому что она сидела в машине Джеймса с завязанными глазами. Джеймс погладил ее по коленке.

– Немного терпения. Мы почти приехали.

Грейси надулась, откинулась на сиденье и скрестила ноги, безуспешно пытаясь устроиться удобно. Они приехали на выходные в Чикаго, поскольку ей нужно было сделать доставку, и она пребывала в дурном настроении. С их встречи в квартире над гаражом, которая изменила все, прошло пять дней. Джеймс связал ее таким количеством узлов, что она не знала, что с этим делать. После той ночи – Грейси поежилась – ночи в комнате, которую она теперь мысленно называла его кабинетом. Он делал с ней то, на что никогда не осмеливался ни один мужчина. Он раздел ее донага и эмоционально, и физически, и это изменило в ней нечто основополагающее. Не только в ней – в них. Хуже всего было то, что Грейси этого жаждала до безумия. Это было как самый сильный наркотик, и ее приводила в ужас сила желания к Джеймсу. А еще ее смущало, что она так сильно желала того, что он ей дал. В том, что касалось секса, Грейси всегда была дерзкой, но по какой-то неведомой причине у нее язык не поворачивался попросить его об этом. То, что они делали, довело ее до грани. Грейси не понимала, почему она так сильно этого хочет, ведь она всегда стремилась брать верх над мужчинами. Но поскольку оказалось, что она не в состоянии его попросить, последние несколько дней она глупо, по-детски изводила Джеймса в надежде, что он снова применит к ней ту властность. Но безуспешно. Если это к чему-то и привело, то только к тому, что Джеймс отступил. А его непоколебимое спокойствие сводило ее с ума. Грейси хотелось, чтобы он взорвался, накинулся на нее, тогда это бы оправдало ее ответный взрыв и дало бы выход страшному напряжению, которое засело в ее теле так, что его было невозможно сбросить.

Грейси было что-то нужно, потому что она пребывала в изнеможении. Как будто каталась на нескончаемых американских горках с головокружительными падениями, неожиданными спусками и беспросветно-черными тоннелями. В одну секунду она очень любила Джеймса, он был необходим ей, как воздух, а в следующую – ей не терпелось от него избавиться. Она отчаянно нуждалась в свободном пространстве и отталкивала от себя Джеймса, но как только он уходил, она чувствовала себя одинокой. Ее эмоции настолько вышли из-под контроля, что она тайком купила тест на беременность, хотя и знала, что Джеймс был всегда крайне осторожен и ни разу не взял ее без предохранения. Когда Грейси стояла в ванной и смотрела на цифровые часы, она молилась всем богам, чтобы результат теста не оказался положительным. Но потом, вопреки всякой логике, когда тест показал «беременности нет», ее охватила глубокая грусть. Она заперлась в ванной и проплакала полчаса.

Она совсем расклеилась.

Машина повернула, движение отвлекло Грейси от ее смятенных мыслей, и она снова спросила:

– Где мы?

– Скоро увидишь, – сказал Джеймс с улыбкой в голосе.

Грейси почему-то вдруг захотелось выцарапать ему глаза. Она прикусила нижнюю губу. Может быть, ей нужен перерыв. Какое-то время, чтобы вправить мозги, может, тогда она перестанет вести себя как сумасшедшая. Но продумать эту идею дальше Грейси не успела, потому что машина остановилась и Джеймс заглушил двигатель. Грейси слышала гул проезжающих машин – по-видимому, они были на оживленной улице, – но помимо этого ничто не подсказывало ей, где они находятся.