— Сколько же языков вы знаете? — спросил он, когда Сэм удалился. Попробовав пирожки с креветками и сладким соусом, Бэда почувствовал себя на вершине гастрономического блаженства.

— Мандаринское наречие китайского — все наши люди мандаринцы, а не кантонцы, — латынь, греческий, французский и итальянский. А в городе я найду учителя и научусь немецкому. Многие учебники и статьи по инженерному делу написаны на немецком.

«"Наши люди", — думал Бэда, отправившись после обеда бродить по Кинроссу. — "Наши люди мандаринцы, а не кантонцы". Что бы это значило? Мне казалось, все китайцы одинаковы. Когда мы развернем кампанию за ограничение въезда китайцев, сломить сопротивление сэра Александра Кинросса будет нелегко. Придется ждать образования федерации. Да и другие белые предприниматели запротестуют, ведь эмигрантам-китайцам можно платить вполовину меньше, чем белым работникам. Да, рабочая партия должна предложить парламенту проект закона. Другими словами, придется переходить от экономической борьбы к политической…

Ну почему вся эта заваруха началась в Кинроссе сейчас, когда у нас назревают волнения в Квинсленде, а скваттеры Нового Южного Уэльса основали Союз овцеводов? Если… нет, не если — когда забастуют стригали, мы окажемся верхом на пороховом бочонке Мне необходимо быть в Сиднее, а не в этом захолустье, где нет ничего, кроме золота. Стригали так наседают на Билла Спенса, что забастовки не избежать, а если присоединятся и сиднейские портовые грузчики, дел у нас будет по горло. Но кто будет финансировать забастовки? В прошлом году мы отдали лондонским докерам тридцать шесть тысяч фунтов, и они добились своего. Теперь мы на мели. А я торчу здесь, в Кинроссе»

Бэда хотел бы проявить сочувствие к Сэму О'Доннеллу, но чем ближе узнавал его, тем отчетливее понимал, что с этим человеком лучше не иметь дела. Правда, Бэда был склонен считать Сэма все-таки не смутьяном, а беспомощным и обаятельным бездельником. На руднике и в мастерских у него было немало приятелей, и никого из них он не раздражал. Поразмыслив, Бэда решил воспользоваться лучшими качествами Сэма О'Доннелла, который был хорош собой, расторопен, имел отлично подвешенный язык. А еще он ненавидел китайцев и мог стать ценным осведомителем. Для совета рабочих профсоюзов Кинросс и рудник «Апокалипсис» оставались загадкой. Впрочем, сэр Александр не пощадил и выходцев из Азии: без работы осталось столько же китайцев, сколько и белых.

Сержант Туэйтс из полиции Кинросса с подозрением выслушал просьбу Бэды разрешить ему публично выступить на городской площади. Вопрос решил телефонный звонок сэру Александру.

— Мистер Талгарт, вы, как и любой другой гражданин страны, вправе выступить на площади. Сэр Александр говорит, что свобода слова — основополагающий принцип демократии и нарушать его он не намерен.

«Значит, слухи не солгали, — размышлял Бэда, качающейся походкой покидая участок. — Александр Кинросс и вправду бывал в Америке. Тому, кто родился и всю жизнь провел в Шотландии, и в голову не пришло бы бросаться фразами вроде «основополагающий принцип демократии». Одно слово «демократия» действует на британских прихвостней из Сиднея как красная тряпка на быка — это что еще за дурацкие американские выдумки! Люди не равны и не могут быть равными!»

Но где же О'Доннелл, черт возьми? Они договорились встретиться после обеда у отеля, а он как сквозь землю провалился. Встрепанный Сэм явился, когда уже начинало темнеть.

— Где это ты шлялся, Сэм? — спросил Бэда, снимая колючки и соломинки с воротника О'Доннелла.

— Да так, покуролесил малость, — хмыкнул Сэм.

— Ты должен был не блудить неизвестно с кем, а познакомить меня с другими уволенными рабочими.

— Ничего я не блудил, — проворчал О'Доннелл. — Видел бы ты ее — небось бегом прибежал бы.

За шесть дней, проведенных в Кинроссе, Бэда Талгарт успел завязать знакомство с рабочими, получившими расчет: с кочегарами, слесарями, токарями, механиками, рабочими цехов очистки руды и многими другими, занятыми добычей золота. В последнее время поезд ходил по ветке всего раз в неделю, потребление угля резко сократилось. Работу потеряли три из каждых четырех углекопов «Апокалипсиса» в Литгоу.

Бэда убедился, что перетянуть на свою сторону рабочих золотого рудника невозможно. Им хорошо платили, они работали посменно, по шесть часов, а затем сутки отдыхали, имели два выходных в неделю и получали прибавку за ночные смены, трудились в чистой шахте, освещенной мощными электрическими лампами и оборудованной вентиляторами. Взрывы проводились со всеми мерами предосторожности, в шахту никого не пускали, пока не оседала пыль. Но численный перевес был на стороне углекопов Объединенной ассоциации, основанной рабочими угольных шахт. И наконец, свою роль сыграло обстоятельство, которое бывший углекоп Бэда Талгарт до прибытия в Кинросс не учитывал: рабочие с золотого рудника смотрели на углекопов свысока — потому что получали за работу больше, трудились в лучших условиях, не пачкались в угольной пыли и не выхаркивали легкие во время приступов кашля, вызванных силикозом.

Выступление Бэды в воскресенье на площади Кинросса прошло блестяще. Накануне, осененный удачной мыслью, он привез из Литгоу целую команду углекопов, которые поддерживали оратора одобрительными криками. Кроме того, Бэда узнал, что к числу недовольных в Литгоу принадлежат рабочие кирпичного и сталелитейного завода, а также холодильной компании Сэмюела Морта. Слишком сообразительный, чтобы во всем винить одного сэра Александра Кинросса, Бэда подробно расписал, какая малая доля колоссальных прибылей «Апокалипсиса» достается рабочим рудников, а затем нарисовал картину заманчивого, хоть и утопического будущего, когда все богатства мира будут поделены поровну и уже никто не станет жить в особняке, если остальные ютятся в трущобах. Затем он плавно перешел к китайцам — угрозе благополучию всех белых австралийцев, даровой рабочей силе, на которой наживаются капиталисты, и даже рассказал, как вывозят с островов чернокожих меланезийцев, которые трудятся на плантациях сахарного тростника в Квинсленде на положении рабов. Бэда нашел и еще одну причину, по которой Австралия просто обязана быть страной белых: он заявил, что человеку от природы свойственно эксплуатировать человека и единственный способ избежать этого — создать условия, в которых эксплуатация будет невозможна.

Благодаря этой речи за один вечер Бэда Эванс Талгарт стал городской знаменитостью, и уже в понедельник его повсюду сопровождала толпа восхищенных почитателей. Рабочие из Литгоу зазывали его в следующее воскресенье к себе в город, и даже кое-кто из рабочих золотого рудника одобрительно похлопал Бэду по спине. Впрочем, с грустью признавался себе Бэда, последние оценили только его ораторское мастерство, но не страстные призывы к борьбе. Двуличный ублюдок Александр Кинросс тоже провел разъяснительную работу, но не перед толпой на площади, а в кулуарах, и поскольку он всегда был добрым и щедрым работодателем, слушатели поверили, что он не может позволить себе и впредь добывать золото теми же темпами. Для Бэды в Кинроссе оставалось немало работы.

Но завершить ее не удалось. 6 августа объединенный совет профсоюзов телеграммой отозвал Бэду в Сидней. Поступило сообщение, что Союз овцеводов вывозит тюки шерсти из сельской местности в Сидней, готовя их к погрузке на суда, приписанные к иностранным портам. Союз портовых грузчиков Сиднея объявил овцеводам бойкот и отказался грузить тюки. Вдобавок разгорелся спор между судовладельцами и профсоюзами моряков — начиная с Ассоциации морских офицеров и так далее, вплоть до самой нижней ступени иерархической лестницы. В Ньюкасле владельцы угольных шахт заперли ворота, а углекопы других месторождений объявили забастовку в поддержку товарищей Промышленный хаос задел даже серебряные рудники Брокен-Хилла, где владельцы приостановили все работы заявив, что добытые слитки некуда вывозить.