— Господи, что случилось? — не выдержала Элизабет, садясь рядом.

— Я насчет Анны, мисс Лиззи.

— Опять сбежала?

— Нет, мисс Лиззи.

— Тогда что с ней? — Элизабет не видела повода для волнений: только вчера, оставшись наедине с младшей дочерью, она думала о том, как хороша ее девочка: чистая кожа, сияющие глаза. В свои без малого четырнадцать лет Анна казалась физически более зрелой, чем Нелл. Если бы еще не эти приступы паники во время месячных!

Яшма заговорила:

— Наверное, последние месяцы мы были слишком заняты забастовки, отъезд сэра Александра… — Она осеклась, облизнула губы и задрожала еще сильнее.

— Говори, Яшма. Обещаю что бы ни случилось, я тебя не накажу.

— У Анны уже четыре месяца не было недомоганий, мисс Лиззи.

Приоткрыв от изумления рот. Элизабет с нарастающим ужасом уставилась на китаянку:

— Три цикла подряд?

— Или четыре. Точнее не вспомню, мисс Лиззи. Я так боюсь, когда у нее недомогания, что стараюсь не думать о них. Мою малышку приходится держать силой, поить опиумом, а она кричит, бьется — нет, это невыносимо! А сегодня она сказала: «У Анны больше не идет кровь».

Похолодев до мозга костей, ощущая свинцовую тяжесть в груди, Элизабет вскочила и бросилась наверх, только возле комнаты Анны остановившись, чтобы перевести дух.

Девочка сидела на полу, играя с букетом ромашек, собранных на лужайке. Яшма научила ее разрезать стебли у основания и нанизывать на них другие цветки, чтобы получались венки. Элизабет поймала себя на том, что по-новому смотрит на дочь. Анна — цветущая, полная сил женщина. Прекрасная лицом и телом. Чистая и невинная, потому что у нее ум трехлетнего ребенка. «Анна, моя Анна! Что с тобой сделали? Тебе же еще четырнадцати нет!»

— Мама! — возликовала Анна, протягивая ей свои ромашки.

— Да-да, чудесный венок, дорогая, спасибо. — Элизабет надела венок на шею и помогла Анне подняться. — Знаешь, Яшма только что нашла в цветах клеща. Клещ, понимаешь? Кусачий и противный. Надо посмотреть, нет ли на тебе клещей. Помоги нам, сними одежду.

— Фу! Кусачий клещ! — Анна хорошо помнила, с каким трудом удалось достать из-под кожи впившегося ей в руку клеща. — Каламин! — добавила она. Это сложное слово она помнила хорошо: каламиновая мазь снимала зуд от укусов насекомых.

— Да, Яшма принесет каламин. Ну, раздевайся, дорогая, прошу тебя. Поищем клеща.

— Не хочу! У Анны нет крови.

— Да-да, я знаю. Но мы ищем клеща. Анна, будь умницей.

— Нет! — взбунтовалась девочка.

— Тогда давай сначала поищем клеща там, где нет одежды. А если не найдем — поиграем: будем снимать одежду, пока не найдем что-нибудь. Хорошо?

Уговоры подействовали: вскоре даже панталоны были сняты и аккуратно сложены. Складывать вещи приучила девочку терпеливая Яшма.

Две женщины уставились сначала на голую Анну, а потом друг на друга. Тело девочки по-прежнему было прекрасным и юным, но еще недавно плоский живот уже начал округляться, а полная красивая грудь отяжелела, соски потемнели.

— Надо было заставлять ее мыться каждый день, как бы она ни отбивалась, — тоскливо произнесла Элизабет. — Но кто бы мог подумать? — И она нежно поцеловала Анну в лоб. — Спасибо, дорогая. Тебе повезло: кусачего клеща мы не нашли. Оденься, будь хорошей девочкой.

Самостоятельно одевшись, Анна снова занялась ромашками.

— Как думаешь, какой у нее срок? — спросила Элизабет у Яшмы, выйдя в коридор.

— Скорее, месяцев пять, а не четыре, мисс Лиззи.

Элизабет не замечала струящихся по лицу слез.

— Бедная моя детка! Яшма, Яшма, что же нам делать?

— Спросим мисс Руби, — всхлипнула китаянка.

Горе сменилось бешенством, и таким неистовым, что Элизабет содрогнулась.

— Я же знала, что Александр совершает ошибку! Знала, что надо найти замену Стрекозе! Господи, как же безмозглы мужчины! Он всерьез думал, что его деньги и власть защитят мою милую, ласковую, невинную девочку! Будь он проклят!

Нелл вышла в коридор, услышала ее и вмиг забыла про свои обиды и горести.

— Мама, что с тобой? Ты плачешь, потому что я на тебя накричала?

— Анна беременна, — выговорила Элизабет, утирая слезы.

Нелл пошатнулась и бессильно прислонилась к стене.

— Нет, мама! Не может быть! Кто мог так поступить с Анной?

— Мерзавец, который заслуживает смерти! — яростно выпалила Элизабет и повернулась к Яшме: — Побудь с ней, пожалуйста. Нелл, ты должна нам помочь. Анну нельзя выпускать из дома.

— А может, лучше отпустить? — предложила бледная, как смерть, Нелл. — Она приведет нас к этому подонку.

— Его, наверное, уже не найти. Должно быть, уже понял, что она ждет ребенка, и вовремя скрылся.

— Что же нам теперь делать, мама?

— Бежать к Руби. Может быть, от ребенка еще можно избавиться.

— Поздно! — хором отозвались Нелл и Яшма в спину Элизабет. — Уже слишком поздно!

Тот же приговор вынесла Руби — после вспышки бешенства и шквала проклятий.

— Куда же смотрели вы с Яшмой? — спросила она, сжав кулаки. — Как могли упустить все сроки?

— Честно скажу тебе: ее недомогания были для нас таким кошмаром, мы так их боялись, что не хотели о них вспоминать, а тем более высчитывать сроки. И потом, месячные у нее были нерегулярными, иногда пропадали на месяц, — объяснила Элизабет. — Но скажи, кто мог предвидеть такое? Ведь это изнасилование, Руби!

— Я должна была его предвидеть! — выкрикнула она.

Считая своим долгом успокоить Руби, Элизабет затараторила:

— Ты вспомни, что случилось за последнее время: волнения рабочих, капризы Александра, его выходки… Жить с ним стало невозможно! Это чванство, скандал с Ли, вечные разъезды, твои ссоры с ним…

— А, ясно! Значит, это я виновата?

— Нет-нет, я, только я одна! Я мать, я отвечаю за нее! — Элизабет расплакалась. — Я никого не виню, кроме себя. Бедная Яшма сходит с ума…

— И ты тоже, — подытожила Руби, немного успокоившись Она прошла к буфету и наполнила коньяком два больших стакана. — Пей, Элизабет, и не вздумай отнекиваться. Пей.

Выпив, Элизабет ощутила прилив решимости.

— Что будем делать?

— Во-первых, ребенка придется оставить. Если Анна на пятом месяце, а не на четвертом, аборт для нее смертелен. В шесть недель еще можно прервать беременность, но в десять уже слишком рискованно. А ей всего тринадцать! Может, сын Эдварда Уайлера согласится сделать операцию. Он ведь врач?

— Да. Его зовут Саймон.