одновременно родитель любимой женщины. Чудны дела твои, господи, его звонка я никак не ожидал. Под ложечкой засосало, а что, если ты зря ждешь? Что, если Таня не придет сегодня?! Может, именно поэтому звонит мой второй тесть?!

– Да, – хмуро ответил я.

– Добрый день.

– Уже вечер, – меня нельзя назвать любезным.

– Александр Иванович, в общем… – мужчина в трубке мобильного телефона замолчал, засопел.

Уныние стало распространяться по телу. Точно, Таня Лазарева не придет, а мне, видимо, придется сейчас выслушать новую порцию оскорблений, дескать, негодяй такой, вздумал заманить мою девочку в ловушку.

– Я хотел извиниться… – невнятно пробурчал Николай Алексеевич.

– Что?! – в моем голосе явственно звучало ничем не прикрытое изумление.

– Я был несправедлив к тебе… Думаю, ты не такой уж плохой парень. Наверное, родительская ревность меня ослепила, в общем, у тебя не было шансов мне понравиться. Кроме того, чего скрывать, богатые люди всегда вызывали во мне неприязнь. Ну и самое главное, тогда я еще не знал, какой коварной может быть моя младшая дочь, все считал ее маленькой голубоглазой дурочкой.

– А теперь знаете?!

– Догадываюсь. Не буду рассказывать, при каких обстоятельствах догадался, слишком противно вспоминать. Но что-то мне подсказывает, в этой истории ты далеко не главный мерзавец…

– В этой истории мне была отведена роль главного олуха, – закончил я за бывшего тестя.

– Ты еще не знаешь, каким олухом оказался я, – в голосе Николая Алексеевича была грусть, даже более того – не зажившая душевная рана.

Кажется, что-то серьезное произошло в семействе Лазаревых?

– Что такое сделала Юля? – не смог сдержать своего любопытства я.

– Не важно. И не Юля, а… неважно, – опять повторил Николай Алексеевич.– Хотел о другом с тобой поговорить. Скоро к тебе Танюшка придет, так вот, если любишь ее, держи, не отпускай, даже если будет вырываться. Дочке сложно переступить через себя, характер у нее такой, мой, но она тебя любит, я это сразу понял, как только увидел вас вместе. Возможно, именно с этим фактом была связана моя неприязнь к тебе, трудно осознавать, что теперь не я, а ты для нее самый важный мужчина на свете.

– Именно так я и собираюсь действовать, Николай Алексеевич.

– И кстати, если ты в самом деле намерен помочь с поисками Юльки, позвони мне потом, есть одно предположение, где она может быть.

Ненавижу, ненавижу, ненавижу! Ненавижу до жути, до спазма, перекрывающего дыхание, до хруста в зубах, до ломоты в пальцах. «Танюш, а ты уверена, что все эти тревожные симптомы вызваны ненавистью? – уточнила развратница. – Может, тебе к врачу обратиться, сексопатологу, например, уж очень они похожи на муки неудовлетворённого желания». «Да, именно ненависть всему виной!» – бушевала феминистка. И она права, конечно же, права, у меня есть тысяча причин для этого обжигающего душу чувства. Сначала я возненавидела его за то, что, встречаясь со мной, он параллельно вступил в связь с моей младшей любимой сестренкой. Мне он сделал предложение, Юльке – ребенка. Не добившись от меня прощения, Шувалов буквально понял оброненные мной слова о благородстве, женился на сестре, а полюбить так и не полюбил. Обращался с ней высокомерно, снисходительно, словно ее мозг остановился в своем развитии еще в возрасте пяти-шести лет. Ненавидела за то, что он постоянно смотрел на меня в день своей свадьбы, – горячо, призывно, бесстыдно, словно это я его невеста, а не моя сестра. Бизнесмен хренов! Потом причин моей нелюбви стало еще больше, они росли снежным комом. Используя свои связи, за моей спиной он устроил меня на работу, чтобы в какой-то момент появиться и навязать свое присутствие. Когда Юля потеряла ребенка, Шувалов вместо поддержки сразу же развелся с ней, вычеркнул сестру из своей жизни, словно испорченный бракованный товар. Мою красивую и ласковую Голубоглазку. А меня Шувалов выкинул из города, как только я перестала быть ему интересна. Буржуй чертов! Да что говорить, даже его шикарный мерседес, всегда начищенные до блеска туфли и с иголочки костюмы вызывали во мне только раздражение. «Может быть, это зависть?» – ёрничала развратница в моей голове. Может, и зависть. За то, что по его милости во мне долгое время кипела зависть к собственной сестре, я Шувалова тоже люто ненавидела. «А вдруг это восхищение?», – пискнула мечтательница. Да, Шувалов очень хорош, прямое попадание в образ мужчины моей мечты. И было очень больно осознавать, что внутреннее содержание не соответствует внешнему облику. «Ненавижу, ненавижу!» – твердила рассерженная феминистка, когда я пересекала автомобильную стоянку, идя на вынужденную встречу с генеральным директором компании «Стройинвест». Король решил потешить самолюбие, увидеть свою бывшую возлюбленную, посмевшую когда-то указать ему на дверь, смиренно просящей его о помощи. Феминистка всю дорогу недовольно бурчала, кричала, чуть ли не на дыбы вставала. Однако есть вещи, которые превыше гордости, например, благополучие родных и близких.

Огромные стеклянные двери офиса компании «Стройинвест» приглашающе распахнулись. Зябко поежилась, они напоминали большую металлическую челюсть, готовую в любой момент меня сожрать. За перегородкой скучал охранник.

– Добрый вечер, я к Александру Ивановичу.

– Да-да, проходите, пожалуйста, он вас ожидает, лифт прямо и направо, поднимаетесь на шестой этаж, там только приемная и кабинет Александра Ивановича, не ошибетесь.

Это была мамина идея – обратиться к Шувалову, я бы никогда не стала просить его о помощи. Но он поставил условие – захотел увидеть меня преклоненной и просящей. Я не смогла отказать маме, она и так после расставания с отцом в депрессии, глаза постоянно на мокром месте. Вдруг с Голубоглазой в самом деле что-то случилось? Почему она не выходит на связь? Конечно, ее телефон остался дома, но ведь можно позвонить с другого номера. Что творится в ее голове, непонятно… Видимо, потеря ребенка сильно повлияла на Юльку. Даже несмотря на три месяца лечения, она не отпустила ситуацию и всегда, когда я звонила сестре, жаловалась на свою недолгую семейную жизнь, говорила о постоянных изменах и унижениях, которые ей пришлось вытерпеть. Что, конечно, только добавляло во мне ненависти к человеку, который ради своих сексуальных прихотей разрушил наши жизни.

Гад! Какой же гад! Что ж, пусть Шувалов потешит свое самолюбие, с меня не убудет, я попрошу. Только... если он рассчитывает увидеть слезы, сложенные в мольбе руки, если хочет услышать хвалебные речи благодетелю нашего семейства, то, боюсь, его ждет разочарование. Унижаться я не намерена! Пусть он