Да и насчет семьи, хотя сведений в данной работе мной специально не приводилось, замечу, что понятие семьи у татар было совершенно четкое, и «ребенок знал, кто его отец» (17, 233–234).

Вот жены, правда, у татар не были угнетены и бесправны, как у «истинных мусульман». Это же отмечается и у русских летописцев — «татары ркуче, а катунь своих не трепати» (30, 364) — и так было и впоследствии, когда татары стали мусульманами в «общепринятом» смысле — правда, не достаточно набожными, с точки зрения многих, напрашивающихся в «наставники» татарам и в посредники между татарами и Аллахом.

Затем в прокламации араба излагается «политическая ситуация»: «Постигли в это время ислам и мусульман (разныя) несчастья, каких не испытывал ни один народ. К их числу и относятся эти татары, да посрамит их Аллах!.. К ним же (т. е. к несчастиям) относится и вторжение франков — да проклянет их Аллах — с запада в Сирию, нашествие их на страны Египетские и овладение ими гаванью Дамят; они чуть было не овладели странами Египта, Сирии др.» (101, 4).

И главный вывод вступительной части данной «агитки»: «Ведь татарам удалось это дело только за отсутствием отпора, а причиною отсутствия его то, что Харезмшах Мохаммед, завладев этими землями, умертвил и уничтожил царей их, да остался один властителем всех стран, а когда он бежал от них (татар), то в этих странах не осталось никого, кто бы защитил и оградил их» (там же).

В общем, нужно и можно дать отпор, призывает араб, и вернуть утраченные позиции «мусульманского мира», арабских и персидских купцов в Средней Азии. Так как Чынгыз хан уже «порешил отрядить 20 000 всадников, сказав им: «отыщите Харезмшаха, где бы он ни был — хотя бы он уцепился за небо — пока не настигнете и не схватите его». Этот отряд, в знак отличия от других татар, называют западными татарами, потому что он пошел на запад Хорасана, они-то суть те, кто проникли в страны (мусульманские)» (там же, 11–12).

Но видно, не всегда удачно удается сгущать краски арабу-пропагандисту — слухи о татарах летят впереди сочинений идеолога мусульманской знати, перепугавшейся за свою неограниченную власть и необъятные кошельки.

И к татарам присоединяются те, кто желает жить без произвола властей и междоусобиц: «О прибытии татар к Рею и Хамадану. В 617 г. татары прибыли к Рею, отыскивая Хорезшаха Мухаммеда, ибо до них дошло известие, что он, обращенный ими в бегство, ушел к Рею. Они шли усердно по следам его и к ним уже присоединилось много войск мусульманских и неверных, а также и (много) негодяев, замышлявших (выделено мной. — Г.Е.) грабеж и бесчинство» (101, 14). Ну вот, что и требовалось доказать — кто против «шаха правоверных», привыкшего угнетать мирных ученых и ремесленников, убивать беззащитных купцов и послов да воевать с женщинами и детьми, но бегающего по всей «своей» необъятной стране от настоящих воинов, те у араба получают негативную оценку. И кто смеет воевать против хорезмшаха, тот несомненно — «замышляющий грабеж и бесчинство» субъект — совсем как у некоторых современных историков по должности.

«К ним присоединился еще тюркский невольник, (один) из рабов Узбека, по имени Акуш, который собрал жителей этих гор и степей, тюркмен, курдов и др. Собралось у него множество народа, и вошел он в переговоры с татарами относительно присоединения к ним. Они согласились на это, будучи расположены к ним вследствие родства»[165] (там же, 15).

«Ведь Александр (Великий), относительно которого летописцы согласны, что он был владыкою мира, (и тот) не овладел им с такой скоростью, а завоевывал его около 10 лет, и никого не избивал, а довольствовался изъявлением людьми покорности. Эти же (Татары) в продолжение года овладели большею, лучшею, наиболее возделанною и населенною частью земли, да праведнейшими по характеру и образу жизни людьми на земле» (там же, 3).

В том-то и дело, что именно «довольствуясь изъявлением людьми покорности», татары Чынгыз хана и овладели страной Хорезмшаха за столь короткое время. Если бы лишь часть описываемых арабом бесчинств и геноцида со стороны татар была бы правдой, то завоевание такой богатой и густонаселенной «праведнейшими людьми на земле» страны вряд ли случилось бы — сопротивление 20-миллионного мусульманского населения Хорезмийского султаната было бы непреодолимым для 20 000 татарских всадников.

Все войско Чынгыз хана, которым он располагал, было вдвое меньше, чем войско Хорезмшаха (30, 159).

И араб вынужден признавать что города, которые признавали власть монголов, оставались целыми и невредимыми и татары ограничивались тем, что оставляли там правителя (иногда из тех же жителей города) (101, 14, 17, 22–23, 28). Жертвы, естественно, были в тех городах, которые приходилось татарам штурмовать. А бесчинствует на самом деле во время этой войны войско хорезмшаха, бегущее от татар (там же, 39–40). И сами же жители — подданные хорезмшаха — начинают их «избивать и грабить», не дожидаясь подхода монголо-татарских войск (там же, 43).

«Очевидно, сотни тысяч человек, будто бы избивавшихся монголами в Закаспии и в Иране, существовали только в воображении восточных авторов» — приводит Л. Н. Гумилев слова Г. Е. Грум-Гржимайло о сочинениях арабов и персов, подобных рассмотренным выше запискам Ибн аль-Асира (31, 475). Заметив при этом, что указанный вывод русского историка основан на соответствующих источниках (там же, 490).

«Утвердилась их власть в Мавераннехре, области Мавераннехра опять стали обстраиваться, и они (татары) построили большой город поблизости от г. Харезма» (101, 38) — отмечает в своих записях далее Ибн аль-Асир. И видно остюда, что цель татар была все-таки не в «уничтожении культурных городов и безжалостном истреблении оседлого населения и угона его в рабство и превращении сельхозугодий в пастбища».

«Действительно, в театре военных действий разрушения происходили как всегда и везде на войне, но дело было не в оседлости или культуре. Древние города Уйгурии — Турфан, Харашар, Куча, Кашгар, Яркенд и Хотан — не пострадали, а до монголов были разрушены тюркскими наемниками хорезмшаха Мухаммеда в 1212 г., Газна — в 1215 г., а Тбилиси — теми же войсками Джеляль ад-Дина (сын Мухаммеда. — Г.Е.) в 1225 г., и тогда же ими же разорена Грузия. Монголы шли по руинам. Ясно, что истинный преступник скрыт от суда истории, а деяния его приписаны тому, кто не сумел защититься от клеветы (выделено мной. — Г.Е.), и, видимо, даже не предполагал, что его можно в чем-то обвинить» (31, 481).

«…Монголы победили. Хорезмшах погиб во время побега на острове, где была колония прокаженных, его сын Джеляль-ад-Дин продолжал войну до 1231 г., когда был разбит и затем убит каким-то курдом. Тогда войну продолжили туркмены-сельджуки и курды Эюбиды, потомки Салах-ад-Дина. Но монголы и тут обрели союзников: их поддержали армяне и сирийцы, а также грузины…

Передняя Азия превратилась в кровавый ад. Остатки разгромленных хорезмийских войск — канглы, карлуки и гузы — свирепствовали в Сирии и Палестине, где взяли в 1244 г. Иерусалим, уступленный египетским султаном Камилем императору Фридриху II Гогенштауфену. Хорезмийцы пытались найти службу в Египте, но их своеволие и жестокость вынудили египетского султана перебить их» (там же, 485–486).