сего, быстро и очень быстро. Эпикл уже принес снаряжение и помог облачиться в доспехи. Надевать бронзу, отправляясь куда-то на небольшой лодке, слишком рискованно, но гоплиты на палубе свою не снимали. Они стояли с мрачными, суровыми лицами, готовые вступить в бой.

Расстояние между ними и тремя кораблями Эфиальта постепенно сокращалось, что совсем не удивило Перикла. Из-за новостей о персидском флоте Кимон не успел произвести запланированные перестановки и разбросать нарушителей дисциплины по всему флоту. Все осталось, как было, и проявлялось в дерганом ритме движения, в беспорядочной толпе на палубе и обгаженных веслах внизу. Тем не менее к излучине реки корабли Эфиальта подошли немного раньше.

Персидский лагерь выглядел не так, как утром, когда Перикл увидел его впервые, и это бросилось в глаза сразу же, как только четыре корабля прошли изгиб. Утром все было спокойно, но Перикл растревожил улей, и теперь люди носились взад и вперед по берегу. Несколько полков в белой форме выстраивались в боевой порядок. Перикл сглотнул. Это были «бессмертные», и он слышал о них. Это они сражались со спартанцами в Фермопильском ущелье и разрубили на куски их царя Леонида. «Бессмертные» считались элитой персидской армии, и здесь их собралось больше, чем где-либо еще.

Перикл оглянулся – дюжина кораблей союза шла по реке вслед за ними. Еще дальше к устью приближался остальной флот. Кимон вышел на поле боя. Но все же Эфиальт был первым.

Стоя на носу, капитан высматривал лучшее место для высадки. Свободного пространства ни на одном, ни на другом берегу не было, персидские корабли стояли едва ли не вплотную. Попытаться втиснуться между ними было слишком рискованно.

Каким бы ни было решение, его ценой была кровь, и на этот раз Перикл мог только смотреть и ждать. Его отец любил командовать; теперь он понимал это лучше. Дело не в тяжком бремени ответственности, а в том, что альтернатива – это жить, подчиняясь прихоти другого. Перикл вытер пот с лица – нет, это невозможно.

Впереди Эфиальт заметил отмели. Находясь недалеко, Перикл слышал, какие приказы он отдает, и видел, на что указывает. Кормчие повернули рули, и корабли устремились к берегу. Мачты на двух из них переломились, носы вырвались из воды, роняя черную жижу с массивных таранов. Люди полезли через борт, чтобы выбраться на сушу, рискуя утопнуть в грязи.

Перикл услышал, как выругался капитан. Пологого склона здесь не было, и капитан указал на участок берега, заросший травой и кустами, с деревьями, склонившимися над водой.

Корабль повернул и рванулся к берегу, словно намеревался запрыгнуть на него. Перикл сглотнул.

– Приготовиться! – взревел капитан. – Приготовиться!

Перикл уже не сомневался, что корабль не выживет. Он даже не был уверен, что выживет кто-то из них.

Прибытие греческих военных кораблей не осталось незамеченным. Вся персидская армия, казалось, устремилась к месту высадки, чтобы помешать грекам принять боевой строй. Насколько мог видеть Перикл, преимущество в скорости было на стороне персов, и две стороны неудержимо спешили навстречу друг другу, соревнуясь в желании пролить кровь.

Гребцы внизу услышали крик капитана, но они ничего не видели и только ждали удара. Некоторые из них могли легко погибнуть при столкновении с берегом. Все это было следствием отданных Кимоном рискованных, но все же правильных приказов. Перикл увидел наконец Эфиальта. Стратег выбрался на берег и теперь стоял, грязный по колено, и с ужасом смотрел на военный корабль, несущийся навстречу гибели.

Перикл сжал кулаки и начал молиться.

* * *

Ксеркс сидел на подушке из овечьей шерсти и шелка, возвышаясь над своими стражниками. Ему нравились животные, в особенности такие большие. Слон всегда считался символом верховной власти, царем леса. Много лет назад вот этот самый слон сопровождал Ксеркса и его отца Дария в походе на Ионийское побережье. Ксеркс запустил пальцы в клочок волос на загривке животного и перевел взгляд на реку, которую быстро заполняли греческие корабли. Издалека они напоминали беспокойных, норовящих ужалить шершней. Перед этим один-единственный корабль прошел вверх по Эвримедонту, до первой излучины. Против него выслали лодки, но ему удалось развернуться, прорвать окружение и выйти в море. Впрочем, это не имело значения. Ксеркс хорошо знал греков. Если бы корабль не вернулся, они стали бы его искать. Такой уж они народ, любопытный. Вот и его армию отыскали вместе с флотом, когда они еще не закончили подготовку.

И теперь результат – их корабли идут вверх по реке, русло которой очистили его люди. Год назад они бы не прошли так легко, обязательно наткнулись бы на мель. Воспользовались его трудами, повернули его планы против него же самого.

Ксеркс оскалился и даже приподнялся с подушки, но снова сел. На его собственной земле! Неслыханное оскорбление. Дерзкие наглецы. Это высокомерие, рожденное удачей и спартанцами, из них нужно выбить. Он поискал глазами красные паруса и медленно выдохнул, успокаиваясь. Надо же, подвергнуться нападению на своей земле. Но, по крайней мере, у него есть огромная армия. И у Артабаза с греками давние счеты. Он даже вернул в свои ряды македонца, простив ему неудачи в первой кампании. Тогда царь Александр не смог убедить Афины сдаться, что было в их же интересах, но он по сей день оставался во главе македонской армии, по праву считавшейся одной из лучших. Сам Артабаз отзывался о ней с похвалой.

Ксеркс рассчитывал еще шесть месяцев или, в крайнем случае, год готовить новых «бессмертных» для битвы. В противном случае он не посмел бы встретиться с тенью отца.

Здесь грекам пришлось оставить корабли и сойти на берег. Воины Ксеркса чувствовали себя дома, под ногами у них была их собственная земля. Они знали, что он, царь царей, смотрит на них, и за ним стоят его предки, его отец, чье дыхание приносил ветер.

Подъехавший верхом Артабаз спешился перед слоном и распластался на животе. Царь протянул руку, и слон поднял хобот, обхватил хозяина и с величайшей осторожностью опустил на землю. Ксеркс посмотрел на первые греческие корабли, которые уже приближались к берегу.

– Встань, Артабаз, – сказал он. – Что тебе понадобилось от меня в такой час?

– Только твое благословение, великий царь.

Глядя в темные расширенные зрачки, Ксеркс подумал, что его командующий уже успел пожевать те черные смоляные горошинки.

– Мое благословение с тобой. Это конец, Артабаз, ты понимаешь? Того, что мой отец начал при Марафоне, за который я отомстил при Фермопилах. Того, что не смог завершить при Платеях бедный Мардоний. Мы завоевали воинские почести, но и понесли потери. Теперь настал твой черед. Заверши это все