Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Миранда, пора», – зовет она.
«Правда?» – спрашиваю я.
Она пришла помочь мне спуститься вниз по лестнице. Но я не хочу туда идти. «Это обязательно?» – спрашиваю я.
«Да».
Потом она ведет меня в театр, и всю дорогу я шепчу: «О боже. Боже, боже, боже».
А дальше? Дальше начинается кошмар длиной в четыре часа. Я, скособочившись, стою в темном углу и наблюдаю за свершающейся на моих глазах катастрофой. Сердце колотится, руки и ноги немеют. Пытаюсь зажмуриться, но это не помогает. Кто-то уже стучит меня по плечу. Дергает за рукав кофты. Визжит в самое ухо: «Мисс Фитч! Мисс Фитч! Мисс Фитч?!»
Кажется, я сейчас захлебнусь во всех этих вопросах.
«Мисс Фитч, где моя шляпа?»
«Мисс Фитч, когда мой выход?»
«Мисс Фитч, напомните, где мне уходить со сцены?»
«Мисс Фитч, я забыл, какой у меня ориентир?»
«Мисс Фитч, подскажите, что мы делаем в конце. Кланяемся? А как?»
И я никогда не знаю, что ответить. До поднятия занавеса моим студентам предоставляется отличный шанс в который раз убедиться, что я некомпетентна, да к тому же ни черта не соображаю из-за таблеток. Но вот, наконец, спектакль начинается, и я вздыхаю с облегчением. Можно перестать притворяться, будто я что-то делаю. Ретироваться за кулисы и раствориться в темноте призраком, шпионящим за живыми.
* * *
Но сегодня? Сегодня все иначе. Глядите-ка, я тут. Стою прямо за занавесом. Так сказать, в центре циклона. Стою на прямых ногах. Ровно и устойчиво. Я – маячок спокойствия в бушующем шторме. Всем своим видом даю понять: «Все хорошо». И все в самом деле хорошо. В кои-то веки я не умираю. Не маячу призраком. Я даже не бледная. Подумаешь, рана на ноге слегка кровоточит? Ничего страшного. Зато я свежа, как роза. Они все так и ахнули, когда я вошла в театр. Потому что выглядела я великолепно. Мне даже не пришлось принимать душ и переодеваться. Зачем мыться, если я уже искупалась в море? Зачем переодеваться, если платье в маках так мне идет?
«Профессор Фитч, вы в порядке?» – спросили они, увидев меня. А сами глазели на мои мокрые волосы и платье в водорослях и соляных разводах. С такими встревоженными лицами, что я чуть не рассмеялась. Ох, детки!
«У меня все отлично. Все хорошо! Все очень-очень хорошо. Это у вас отчего-то физиономии вытянулись».
«Профессор Фитч, нам переодеваться пора. А гримерка закрыта. Ключи у вас?» – закивали они на запертую дверь в подсобку.
«Конечно, у меня», – ответила я. Глянула на свои руки, но в них ничего не оказалось, кроме мерцающих песчинок. Тогда я обшарила карманы платья. Снова ничего. Одни водоросли и какая-то травянистая жижа. Да еще ракушки, которые я сегодня весь день собирала на побережье. Такие яркие, они совсем заворожили меня своими переливами.
«Профессор?»
«Наверное, я их потеряла, – сказала я. – Утопила в волнах». И попыталась сделать печальное лицо, но ничего не получилось, на моих губах все так же играла усмешка.
«А где Грейс? – спросил кто-то. – У нее тоже должен быть ключ».
«Грейс? – переспросила я. – Ее нет. Ей пришлось уйти».
«И куда она пошла?»
«Домой. Она пошла домой. Я сама ее отвезла. Помогла подняться в спальню. И подоткнула одеяло. Так, теперь насчет двери, – сказала я. Взяла и пнула ее ногой изо всех сил. Она и распахнулась. – Ну же, детки, чего мы ждем? – скомандовала я. – Вперед!»
Как же они на меня вылупились. Видели бы вы их лица!
«Вперед, – продолжила я. – Мы должны дать хорошее представление. Им только этого и нужно. Они сами так сказали».
«Кто это – «они», профессор?»
«Те трое, конечно».
«Трое?»
«Они сделали мне подарок. Я совершенно не устала. Это Грейс устала, вот почему я уложила ее спать. Пусть отдохнет. Мне не хотелось ее будить. А я? Я вообще никогда не устаю. Ночью поспала немного в море».
«В море?»
«О, это было чудесно. Вы никогда не спали в море? Волны такие мягкие, как одеяло. Вот удивительно, сами черные, а сны в них снятся зеленые».
«Профессор, у вас кровь».
«Мне вообще сон не нужен. Глаза всегда широко открыты. Так и впитывают свет. Они пришли посмотреть хорошее представление. И мы должны им его показать. Так давайте же поспешим. Вперед-вперед. Тик-так, тик-так».
* * *
И вот я смотрю в зал из-за занавеса. Сегодня аншлаг. Чтобы у нас не осталось свободных мест? Никогда такого не бывало. Даже на жутких мюзиклах Фов. В зале заняты все кресла, кроме трех – прямо по центру первого ряда. К каждому из них прикноплен листок бумаги, на котором зловещими черными буквами выведено: «Зарезервировано». Но троицы пока нет. Нигде не видать ни черных костюмов, ни притоптывающих кожаных ботинок. Ни знающих меня глаз.
«Мы просто хотим посмотреть хорошее представление, мисс Фитч».
А народ все прибывает и прибывает. Представляешь, Грейс, какой у нас ажиотаж? Ах, да, ведь Грейс тут нет. Она отдыхает. Ей необходимо отдохнуть. Даже лучше, что она сегодня не пришла. Народ валит в каждую открытую дверь. Родители. Студенты. А еще… Это кто, окрестные жители? Что-то я никогда их не видела. По крайней мере, они точно не наши, не из колледжа. Толпа собралась такая, что двойные двери театра трещат под напором.
– Профессор Фитч, мне кажется, Питеру нужна помощь, – говорит Деннис и кивает на испуганно жмущегося у входа парня в галстуке-бабочке.
И я спешу к дверям, к Питеру, который, словно щитом, прикрывается последней оставшейся программкой.
– Что здесь происходит? – спрашиваю я у него.
И вспоминаю, что два года назад Питер играл дерево в моей концептуальной и весьма необычной постановке «Как вам это понравится». Живым деревьям в моей трактовке пьесы отводилась важная роль. Питер очень старался, но явно перебарщивал. Слишком много двигался. В конце концов, я отвела его в сторонку и тихо сказала: «Знаешь, Питер, я считаю, что народ зря недооценивает должность театрального билетера. Может быть, это как раз твоя ниша. У каждого из нас в театре своя роль». И бедняга Питер мне поверил.
– Профессор Фитч, – говорит он мне сейчас. – Вот тут люди хотят войти, а билетов у них нет.
– Нет билетов?
Я окидываю толпу взглядом. Море тел, облаченных в более или менее приличные одеяния. Море незнакомых лиц. И все смотрят то на меня, то на Питера, то на двери зала. Сердятся, волнуются, переругиваются. У некоторых в руках стаканы с вином. Где они их взяли? Я вдруг замечаю,