пятно. Однако он проделал все терпеливо и тщательно, каждую минуту помня о том, что больше ему, скорее всего, не придется этим заниматься.

– Тебя я возьму с собой, – шепотом пообещал он Кузе, помогавшему справиться с маслом. – Ты ведь ей понравился…

Не испытывая никакой досады, он поцеловал Машу у порога и успокоил себя тем, что это еще не в последний раз. В любом случае ему придется вернуться. Он убеждал себя, что только за вещами…

У нотариуса неожиданно оказалась очередь, хотя по телефону Клима заверили, что если он готов все немедленно оплатить, то никаких проволочек не возникнет. А перед этим они с Лидией Максимовной битых полчаса ждали автобуса… Изнывая от нетерпения, Клим с подозрением поглядывал на людей, которые, сами того не подозревая, не давали ему встретиться с Зиной. Один раз ему даже пришло в голову, будто все эти люди посланы кем-то специально, чтобы задержать его и помешать случиться самому важному. Но Клим сразу же напомнил себе, что именно от таких мыслей он все эти годы и лечил других…

Когда они наконец оказались на улице со всеми необходимыми бумагами в руках, Клим чувствовал себя постаревшим на целую вечность. Заметив это, Лидия Максимовна с сестринской заботой взяла его за рукав:

– Ну что вы так нервничаете! Еще без четверти двенадцать, вы успеете.

– А я говорил вам, что мне нужно к двенадцати? – удивился Клим. Он этого не помнил.

– Вы то и дело повторяли: «Уже двенадцатый час… Уже двенадцатый…»

– Да? Может быть… Я что-то не в себе.

– Немудрено. Ну, бегите же! Не буду вас задерживать… Значит, встречаемся вечером, как договорились?

Клим наспех кивнул, хотя не помнил и того, что они договаривались о встрече. Отдав ей документы, он быстро пошел вдоль безрадостного ряда кирпичных пятиэтажек, машинально выхватывая взглядом наклеенные на всех углах объявления. Почти на каждом встречалось одно, на котором крупными буквами было выделено слово «судьба».

«Что это значит? – все больше волнуясь, гадал Клим. – Предсказывают судьбу? Может, мне следовало обратиться? Еще двадцать лет назад… Или не поздно и теперь? Если б знать, что скажут правду… Но это наверняка шарлатаны. Боюсь, свою судьбу можно узнать только при личной встрече».

Завидев дворец, окруженный защитной стеной старых тополей, он едва не побежал, но успел сообразить, что Иван может следить за ним из окна. Климу ничуть не хотелось выглядеть смешным в его глазах. Он нащупал спрятанные во внутреннем кармане джинсовки бумаги, которые нес Ивану, и попытался представить, какие неприятности могут из-за этого быть.

«Наверное, это уголовно наказуемо, – безразлично подумал Клим и усмехнулся. – Разве это сейчас может иметь значение? Да нет… Раз Иван в этом замешан, то ничего не случится. Уж он-то всегда выйдет сухим из воды…»

Чуть замедлив шаг возле знакомой черемухи, уже расставшейся со своим белым опереньем, Клим улыбнулся, вспомнив, как пытался рассказать Зине про свой сон и как она боялась его услышать. А потом все закрутилось так стремительно и с каждый минутой продолжало раскручиваться, что ни он, ни она уже и представить не могли, куда их вынесет…

Клим опять со страхом предположил, что может не понравиться ей, когда они наконец станут близки. И принялся убеждать себя, что должен верить Зине: она ведь говорила, что такое невозможно. «Я уж постараюсь», – застенчиво усмехнулся и слегка покраснел, вообразив, как именно будет стараться.

Во дворце Клим не обнаружил ни одной живой души, даже вахтерши не оказалось на месте. Неуверенно поозиравшись и прислушавшись, он прошел в зрительный зал, где обычно бывали репетиции, но и здесь было пусто.

– Они еще не пришли, – сказал Клим вслух, отказываясь верить в то, что его обманули.

Но тут тяжелая дверь легко распахнулась, и во дворец ворвался Иван, смеющийся и красивый. Он за руку тянул за собой Зину, и она тоже смеялась чему-то, а заметив Клима, радостно взмахнула другой рукой. У него холодно остановилось сердце: «Они помирились. Сейчас она скажет, что остается с ним… Что у них дети… Что так будет правильно. Почему они оба в белом? Как настоящая пара аистов…»

Но вместо нее заговорил Иван:

– Мы сильно опоздали? Прости, приятель. Обговаривали создавшееся положение. Все не так просто, понимаешь?

– Конечно, – боясь снова поверить, что счастье еще не покинуло его, тихо сказал Клим.

Зина отняла наконец у мужа свою руку и, робко взглянув на него, шагнула к Климу. Пальцы у нее оказались горячими, и ему стало неприятно от того, что согрела их не его рука. Но Клим накрыл эти пальцы своей, будто надеялся стереть чужое тепло.

– Иван все-таки хочет поставить твою новую пьесу, – возбужденно заговорила она. – Это же и для тебя важно, правда?

Клим в замешательстве пробормотал:

– Я ведь ее только начал…

– Ну ничего! Ради этого можно и потерпеть… Думаешь, мне не хочется, чтобы все скорее разрешилось? Но это ведь твоя пьеса! Она должна быть поставлена. А Иван сделает это лучше всех!

Иван скромно вставил:

– Ну, может, уж не лучше всех…

– А если я никогда ее не напишу? – упавшим голосом спросил Клим. – Я ведь не настоящий драматург. У меня нет никакого опыта. И я… Я не хочу ждать! Не нужна мне никакая постановка! Такой ценой…

– Ну, может, ты передумаешь, когда я тебе покажу, что я придумал для твоей пьесы, – выразительно расширив глаза, сказал Иван.

Клим оскорбленно вскинул голову:

– Зачем это? Я ведь говорил, что не признаю совместного творчества.

Иван вытянул губы трубочкой, словно уговаривал ребенка:

– Да это всего лишь пластический этюд! Это ведь по моей части, правильно? Но может, тебе это пригодится. Я только хочу тебе показать, не отбрыкивайся! Я затем вас и собрал… Не захочешь, чтоб я ставил, – твое дело. Но это ты должен увидеть.

Клим неуверенно шевельнул плечами:

– Ну хорошо…

Просияв, Иван деловито распорядился:

– Пошли в зал. Мы обыграем все на сцене, а ты садись в пятый ряд и смотри.

– Почему именно в пятый? – спросил Клим, следом за ними шагая к сцене.

На ходу оглянувшись, тот блеснул улыбкой:

– Мое любимое место. Садись.

С неохотой выпустив руку Зины, которая вела его, как маленького, Клим послушно устроился возле прохода и проводил Тараниных взглядом. Иван взбежал на сцену первым и, раскинув руки, легко прошелся вдоль рампы:

– Аист! Эй, автор, тебе нравятся аисты?

– Не знаю, – громко ответил Клим, думая, что его плохо слышно из зала.

– Не ори так, здесь хорошая акустика. Почему не знаешь? Как же ты собираешься писать о них, если не определился? А