Разумеется, и она, и я бывали в этом парке.

Если бы Томас не пригласил меня сюда, чтобы предупредить об опасности, исходящей от его жены, я никогда и не узнала бы о существовании Эйприл.

Томас.

Я хмурюсь, думая о том, сколько всего в моей жизни пошло прахом – работа, отношения с Ноа, – пока я сидела в кресле напротив Томаса в его врачебном кабинете, а он рассказывал о выдуманном романе с женщиной из бутика.

Кабинет Томаса – единственное место, в котором я была, а Эйприл – нет: по словам Томаса, он виделся с ней только один раз – в тот вечер, когда они познакомились и он оказался у нее дома. Хотя, если Эйприл действительно была без ума от него, возможно, она выяснила и адрес его места работы.

Я бросаю последний кусочек хлеба.

В глубине сознания свербит неуловимая мысль. Это как-то связано с врачебным кабинетом Томаса.

Мимо с шумом пролетает плачущая горлица, и это выводит меня из раздумий. Птичка приземляется на скамейку Эйприл, рядом с пожилой женщиной, прямо на серебряную табличку.

Я неотрывно смотрю на нее.

В крови начинает бурлить адреналин, усталости как не бывало.

Имя и фамилия Эйприл, написанные изящным плавным шрифтом. Даты ее рождения и смерти. Голубь. Все это я уже видела.

Я наклоняюсь вперед, у меня учащается дыхание.

Все, вспомнила где: на программке похоронной церемонии, которую дала мне миссис Восс.

Я буквально чувствую, как кончики пальцев нащупывают то, что я искала. Сердце начинает колотиться быстрее.

Я замираю, заново обдумывая одно обстоятельство, всегда казавшееся мне странным: Томас придумал интрижку с какой-то случайной женщиной, чтобы скрыть знакомство с Эйприл; он во что бы то ни стало хотел заполучить досье Эйприл – даже помог мне проникнуть в дом доктора Шилдс и, пока я там находилась, отвлекал ее внимание.

Правда, подсказки, которую я пыталась отыскать на задворках своего сознания, в досье никогда не было.

Я лезу в сумочку и достаю программку похоронной церемонии, которую дала мне миссис Восс, – ту, на которой напечатаны имя и фамилия Эйприл и нарисован голубь.

Медленно разворачиваю листок, разглаживаю его.

Между изображением на программке и табличкой на скамейке неподалеку от меня есть одно существенное различие.

Мне сразу вспомнились двое мужчин, с которыми я беседовала в баре «Суссекс». Их отличало только одно – обручальное кольцо. У одного оно было, у другого – нет. И это был ключевой фактор.

Надпись на табличке – не та, что в программке.

Я читаю изречение на программке еще раз, хотя наизусть знаю слова из песни «Битлз»:

И в конце концов ценна лишь та любовь, которой предаешься без остатка.

Если бы Томас напевал эту песню в тот вечер, когда познакомился с Эйприл, она не стала бы спрашивать маму, откуда эта строка. Она знала бы, что это слова из песни.

Но если она просто увидела их на кофейной кружке – как я, – это могло возбудить ее любопытство.

Закрыв глаза, я пытаюсь точно восстановить в памяти расположение вещей во врачебном кабинете Томаса. Там стоят несколько стульев, но с любого из них посетителю прекрасно виден рабочий стол Томаса.

Значит, Эйприл бывала во врачебном кабинете Томаса, который находится всего в нескольких кварталах от пекарни «Insomnia Cookies».

Но не потому, что она его преследовала.

Этому есть только одно объяснение, которое и дает ответ на вопрос, почему Томас всячески старался скрыть свою короткую интрижку с Эйприл. И почему он до сих пор ужасно боится, как бы кто-нибудь не узнал об этом.

Миссис Восс говорила мне, что Эйприл периодически обращалась за помощью к психотерапевтам.

Эйприл познакомилась с Томасом не в баре.

Она познакомилась с ним, когда пришла к нему на прием в качестве пациентки.

24 декабря, понедельник

Возвращение в Манхэттен занимает полтора часа. В машине я притворяюсь спящей, чтобы не разговаривать с Томасом.

Пожалуй, он этому рад. Радио он не включил, ведет машину в тишине, неотрывно глядя на дорогу. Руки крепко держат руль. Такая неподвижная поза для Томаса нетипична. Обычно во время долгих переездов он слушает радио, подпевает, отбивает ритм, хлопая себя по ноге.

Он тормозит у дома. Я симулирую пробуждение: быстро моргаю, беззвучно зеваю.

Мы не обсуждаем, кто где будет ночевать. Согласно негласной взаимной договоренности, Томас отправится к себе, на съемную квартиру.

Мы желаем друг другу спокойной ночи, чмокаемся на прощание.

Он уезжает, тихий шум двигателя постепенно растворяется вдали.

И в доме наступает глубокая, унылая тишина.

Чтобы открыть новый засов снаружи, нужен ключ.

Но изнутри замок запирается одним поворотом овальной ручки.

* * *

Год назад канун Рождества был совсем другим: после нашего возвращения из Личфилда Томас развел огонь в камине и настоял, чтобы мы распаковали наши подарки. Когда он вручал мне красивую коробку, глаза у него сияли, как у мальчишки.

Упакован подарок был старательно, но бестолково – слишком много скотча и ленточек.

А подарки он всегда выбирал от души.

На этот раз это было первое издание моей любимой книги Эдит Уортон.

Три дня назад, когда вы сообщили, что в баре «Деко» Томас отверг ваши домогательства, во мне затеплилась надежда; казалось, этот милый ритуал снова может повториться. Я купила для Томаса подлинную фотографию «Битлз» работы Рона Галеллы, поместила ее в рамку, аккуратно упаковала в папиросную и яркую оберточную бумагу.

И теперь этот подарок лежит в гостиной рядом с белой пуансеттией.

В праздники одиночество особенно тягостно.

Жена смотрит на плоский подарок прямоугольной формы, который сегодня не будет распакован.

Мать тупо смотрит на рождественский чулок с надписью «Даниэлла», который ее дочь никогда не раскроет.

Другая мать впервые отмечает Рождество без своего единственного ребенка – дочери, которая свела счеты с жизнью полгода назад.

В тишине и спокойствии сожаление ощущается острее.

* * *

Всего несколько ударов по клавиатуре, и я отсылаю сообщение миссис Восс:

«В память об Эйприл в Американский фонд для предотвращения самоубийств переведено праздничное пожертвование. Мыслями с вами. С искренним сочувствием, д-р Шилдс».

Этот дар – не для того, чтобы умилостивить миссис Восс, которой не терпится увидеть содержимое папки с ярлыком «Кэтрин Эйприл Восс». Это пожертвование – просто движение души.