Халиф и без того уже был в смятении, и слова проповедника, разумеется, вызвали у него настоящую панику. В сентябре 1009 г. он приказал сровнять с землей Анастасис и Мартириум Константина, уничтожив даже фундаменты. Ярух, наместник Фатимидов в Рамле, выполнил это распоряжение с убийственной тщательностью. Были полностью снесены все постройки на Голгофе, за исключением лишь нескольких фрагментов ротонды, которые, по пояснению христианского историка Яхьи Антиохийского, «разрушить было трудно и истребить слишком затруднительно». Эти фрагменты целы по сей день и являются частью существующего здания. Гробницу, часовню над ней и камень Голгофы слуги халифа разбили молотками и мотыгами на куски, а землю заровняли, хотя Яхья намекает, что маленький фрагмент Гроба Господня все же сохранился. Оставшиеся камни вывезли за пределы города. Это было совершенно не в духе исламских правителей и смутило даже мусульманских подданных халифа. А он издал следующий указ, призванный отмежевать зимми от уммы и заставить их перейти в ислам. Христианам предписывалось носить на шее тяжелые деревянные кресты, иудеям – обрубки дерева такого же веса. В 1011 г. в Фустате побили камнями погребальную процессию евреев. Синагога в Иерусалиме была осквернена, ее священные свитки сожжены. Многие зимми, запуганные, приняли ислам, другие держались стойко – впрочем, некоторые христиане воспользовались разрешением перебраться в соседнюю Византию.

Следующими жертвами безумия халифа стали мусульмане. В 1016 г. аль-Хаким объявил себя воплощением божественного начала, посланным, чтобы явить роду людскому новое откровение, и в пятничных молитвах заменил имя Аллаха своим. Это, естественно, вызвало возмущение во всем мусульманском мире. В Каире произошли волнения, и поскольку мусульмане разъярились по поводу такого кощунства сильнее, чем иудеи и христиане, аль-Хаким обрушил свой гнев на них. В 1017 г. он отозвал все свои указы против евреев и христиан, а христианам вернул их собственность, зато мусульманам воспретил поститься в месяце рамадане и совершать хадж в Мекку. Нарушителей подвергали ужасным пыткам. А сам халиф тем временем, похоже, скользил в мире собственных фантазий мимо творящихся вокруг жестокостей. Никем не замечаемый, он бродил по улицам Каира посреди бушующей толпы и оставался невредим. Однажды ночью в 1021 г. он просто выехал в одиночестве из Каира в пустыню, и с тех пор никто его больше не видел.

Безумный халиф оставил христианский Иерусалим в развалинах, и следовало каким-то образом выстроить новое святилище над тем, что осталось от Гроба Господня и Голгофы. В 1023 г. сестра аль-Хакима Ситт аль-Мульк отправила иерусалимского патриарха Никифора в Константинополь сообщить о положении дел. Но на следующий год в очередной раз восстало против Фатимидов бедуинское племя джаррах. Повстанцы взяли под свой контроль дороги Палестины и систематически опустошали сельскую местность. Положение в Иерусалиме стало столь тяжелым, что и речи не могло быть ни о каком строительстве. В самой отчаянной ситуации оказались евреи. В течение Х в. численность иерусалимской общины несколько увеличилась за счет иммигрантов, которые бежали в 940-х гг. в Палестину от смут и междоусобиц, разразившихся в Багдаде и Северной Африке. Впрочем, по большей части они осели в Рамле или Тивериаде. Иерусалим, как написал один из них, – город «проклятый, ‹…› провизию туда привозят издалека, а собственных средств к существованию там мало. Многие приезжают в него богачами, но нищают и впадают в тоску» (Gil 1992, p. 167). Христиане занимали самые выгодные и почетные должности, евреи же были менялами, красильщиками, кожевниками и с трудом могли найти работу. Тем не менее они в Х в. все же перевели из Тивериады в Иерусалим свои органы самоуправления, так что Иерусалим вновь стал административной столицей палестинского еврейства. Несмотря на притеснения при аль-Хакиме, евреи хранили верность Фатимидам, не изменив им во время мятежа бедуинов 1024 г., но наградой им стал жестокий налог. Многих бросили в темницу из-за того, что они не могли заплатить долги, люди впали в нищету и голодали. Немало умерло, а живые были, как писал иерусалимский гаон (глава совета еврейской общины) Соломон га-Коэн, «голодны, наги, печальны и нищи, и ничего не осталось ни у кого в доме, даже одежды для себя и домашней утвари» (Gil 1992, p. 151). Страданиям не было конца. В Палестину опять вторглись с севера бедуины, и фатимидский халиф аз-Захир сумел восстановить там свою власть лишь в 1029 г. Чтобы укрепить свое положение, он заключил новое соглашение с Византией, в котором обязался разрешить христианам возродить Анастасис. В 1030 г. в Палестине впервые почти за сто лет не было войн, и наместник халифа аль-Дизбири (аль-Дузбери), тюрок по происхождению, занялся восстановлением порядка в разоренной стране.

У мусульман тоже было что восстанавливать в Иерусалиме – в 1017 г. обрушился Купол Скалы. Возможно, именно желание помочь сбору средств на восстановление святыни вдохновило мусульманского ученого аль-Васити на создание первой из антологий фада'иль аль-Кудс – «достоинства Святого города». Этот труд представлял собой собрание хадисов (известных высказываний и эпизодов, связанных с Пророком, халифами и мудрецами), которые имели отношение к Святому городу. В самом городе царило напряжение, а недавние несчастья, обрушившиеся на жителей в правление аль-Хакима, заставили представителей каждой из трех религий держаться еще более настороженно по отношению к двум другим, но сборник аль-Васити отвечал старинному исламскому идеалу единения. Многие из включенных туда преданий происходили от исра'илият или рассказывали о пребывании в Иерусалиме пророка Исы – Иисуса Христа. В представлении аль-Васити аль-Кудс был, как и прежде свят для всех сынов Авраама. Из антологии также видно, насколько неразрывно образ Иерусалима связался в воображении мусульман с Меккой и Мединой. Например, там приводится такой хадис Пророка:

Мекка – это город, который Аллах возвысил, и освятил, и создал, и окружил ангелами за тысячу лет до того, как создал все остальное на земле. Затем он соединил его с Мединой и объединил Медину с Иерусалимом, и лишь спустя тысячу лет он сотворил [остальной мир] единым актом творения.

(Hasson, Vol. I, p. 182)

«В день воскресения мертвых Ка'ба со всеми посетившими ее паломниками будет, как невеста, перенесена к Иерусалиму, и будет сказано им обоим: привет посетителю и посещаемому!» (Le Strange, pp. 164–165). К тому времени у местных мусульман успело сложиться и поверье о материальной связи между Меккой и Иерусалимом. Как считалось, в месяц совершения хаджа, в ночь, которую паломники проводят в долине Арафат, вода из колодца Замзам рядом с Каабой перетекает под землей в Силоамский водоем, и эта ночь отмечалась в Иерусалиме как особый праздник. Такое образное выражение получила вера в то, что Иерусалиму передается первичная святость Мекки. В конце времен она придет в Иерусалим навечно, и когда состоится это окончательное воссоединение, наступит рай на земле.

Палестинские мусульмане определенно ощущали, что святость Мекки и Иерусалима общая. Вероятно, в начале XI в. мусульмане, которые не могли отправиться в хадж в Мекку, стали в месяц паломничества собираться в Иерусалиме. В ночь, когда хаджи выполняли полагающиеся обряды в долине Арафат близ Мекки, толпы мусульман из Иерусалима и окрестных селений собирались на Хараме и в мечети Аль-Акса. Обратясь лицом к Мекке, они всю ночь громко читали молитвы, так, как если бы находились в долине Арафат. В последний день хаджа, называемый Ид аль-Адха, они совершали на Хараме традиционное жертвоприношение – тоже как если бы находились в Мекке. Некоторым хаджи нравилось соединять паломничество в Мекку с посещением святых мест (зиярет) Иерусалима, при котором они облачались в особые белые одежды, традиционно используемые во время хаджа, и входили в состояние ритуальной чистоты. Другие возражали против таких новшеств. В мусульманской традиции были известны высказывания Пророка, в которых он на деле рекомендовал своим последователям воздерживаться от путешествий в Иерусалим. Но даже если какие-то преувеличенные восхваления аль-Кудса вызывали неодобрение в определенных кругах, согласно общепринятому мнению это был один из трех священных городов ислама. Один из знаменитейших хадисов Мухаммада гласит: «Не следует седлать животное, чтобы отправиться к мечети, кроме как к трем: мечеть Аль-Харам (в Мекке), моя мечеть (в Медине) и мечеть Аль-Акса».