– Отец сказал, что вы завтра уезжаете из Рольфсвуда, – добавил его брат. – Так что советуем вам не возвращаться и больше с папашей не разговаривать, это уж точно. – Он наклонился ко мне: – Иначе тебя могут найти с проломленной головой. И запомни: мы с тобой не разговаривали и даже не встречались.

Работник многозначительно кивнул мне, после чего оба брата повернулись и вновь исчезли в бреши изгороди. Основательно, с облегчением вздохнув, я продолжил путь.

В гостинице я провел беспокойную ночь. Так что же произошло здесь девятнадцать лет назад? Теории теснились в моем усталом мозгу, пока я лежал в постели. Мог ли Питер Гратвик оказаться одним из насильников? Что, если он и Филип Уэст напали на Эллен и ее отца, а затем подожгли плавильню, чтобы избавиться от тела? А Гратвик потом бежал? Я покачал головой. Аргументов в пользу этой теории не было никаких, как, впрочем, и в пользу любой другой. Но больше всего я сомневался в том, что убийство произошло той же ночью.

Участие в деле Приддиса стало для меня потрясением. Всего через два дня мне предстояла встреча с ним в Портсмуте, где уже, вероятно, находился и Филип Уэст. Этому не следовало удивляться, так как сейчас все видные люди края из армии и флота собирались в Портсмуте. Через неделю туда должен был прибыть и сам король.

А завтра я вернусь в Хойлендское приорство к его странным хозяевам… Я вдруг понял, что с тех пор, как оказался здесь, почти не вспоминал об этих людях. Вертясь с боку на бок в постели, я все вспоминал, как Секфорд уподобил Эллен несчастному, попавшему в ловушку зверьку.

На следующее утро я поднялся пораньше. Оставалось еще одно дело, которое я мог выполнить до отъезда.

Выйдя из гостиницы, я отправился по главной улице и вскоре нашел упомянутый мамашей Белл дом. Это самое большое на всей улице сооружение блестело свежей голубой краской и решетчатыми окошками, а дверной переплет украшали превосходные резные фигуры животных. Я постучал в дверь. Когда слуга открыл ее, я спросил, могу ли я побеседовать с мастером Хэмфри Батрессом о семействе Феттиплейсов. Такая тема неизбежно заинтересует его, подумал я.

Меня попросили подождать в гостиной. В хорошо обставленной комнате главенствовала картина, изображавшая облаченных в тоги римских сановников, спорящих возле здания сената. На столе стояла крупная ваза, полная летних цветов. Посмотрев на них, я вспомнил слова Секфорда о том, что Эллен приносила ему цветы. В этом самом доме она выросла и прожила всю свою жизнь до трагедии. Я огляделся, ощущая, как обострились мои чувства, но так и не сумел ничего толком ощутить.

Дверь отворилась, в ней появился высокий и крепкий мужчина, на голове которого курчавились стального цвета волосы, а под шерстяным дублетом с серебряными пуговицами виднелась рубашка, расшитая тонкими кружевами. Он поклонился мне.

– Мастер Батресс? – спросил я.

– Да. Мне сказали, что вы интересуетесь некогда жившим в этом доме семейством Феттиплейсов. – Держался хозяин вежливо, однако в манере его чувствовалась некая настороженность и агрессивность.

– Простите, что беспокою вас в такую рань, но не сможете ли вы помочь мне? – И я рассказал ему о якобы полученном от друга поручении.

– А кто сказал вам, что дом принадлежит мне? – удивился мастер Хэмфри.

– Я услышал об этом в гостинице.

– Этот город полон сплетниц! – буркнул в ответ Батресс. – Я был знаком с этой семьей крайне поверхностно.

– Понимаю. Однако мне пришло в голову следующее. При продаже дома мисс Феттиплейс должна была поставить свой лондонский адрес на купчей крепости. Это может помочь мне отыскать ее. В том, конечно, случае, – добавил я, – если под сомнение не ставилось состояние ее разума, иначе сделка должна была оформляться через Сиротский приказ, как он тогда назывался.

Хэмфри, прищурившись, посмотрел на меня:

– Насколько я помню, она продавала его сама. Все было сделано по закону, ей было больше шестнадцати лет, и она имела право заключать такие сделки.

– Нисколько не сомневаюсь в этом, сэр. Но если вы будете настолько любезны, что отыщете купчую, то указанный в ней адрес может весьма помочь мне. – Я говорил почтительно, полагая, что подобная манера окажется наиболее доходчивой для этого человека. Он снова нахмурился, а потом поднялся в полный рост:

– Подождите здесь. Пойду посмотрю, сумею ли я найти эту бумагу.

Батресс вышел из комнаты и вернулся через несколько минут с документом, внизу которого красовалась красная печать. Непринужденным движением смахнув с бумаги пыль, он положил ее на стол.

– Вот, сэр, – проговорил хозяин напряженным тоном. – Сами видите, что здесь все в порядке.

Я просмотрел купчую. Согласно ей дом и участок занятой лесом земли переходил к Хэмфри Батрессу пятнадцатого декабря 1526 года. То есть через два месяца после того, как Эллен увезли отсюда. Я не имел представления о тогдашней стоимости здешних земель, однако она оказалась меньше, чем я ожидал. За адресом рекомендовалось обращаться к солиситору Генри Фауберри из Уорвик-лейн возле Ньюгейта. Подпись Эллен Феттиплейс, нанесенная грубым детским почерком, совершенно не походила на ту, которую я видел в Бедламе. Итак, передо мною подделка.

Я посмотрел на Батресса. Он ответил мне светской улыбкой и произнес:

– Быть может, этот солиситор до сих пор практикует и вы сумеете отыскать его.

Сомнительная перспектива. Но я лишь поблагодарил его:

– Спасибо.

– А если вам не удастся этого сделать, вашему другу можно посоветовать прекратить поиски.

– Возможно, вы правы.

– Кстати, вы еще не слышали, – проговорил Хэмфри, – что король только что приказал произвести второй платеж добровольного налога прямо сейчас, а не в Михайлов день? Каждый состоятельный человек должен заплатить по четыре пенни с каждого фунта своего состояния.

– Нет, я еще не слышал об этом.

– Чтобы заплатить солдатам и оплатить поставки для этого великого ополчения. Раз вы приехали из Лондона, вам придется столкнуться с большим оживлением на дорогах.

– Действительно…

– Если вы намереваетесь долго находиться вне дома, вам следует договориться о том, чтобы кто-то в Лондоне заплатил за вас – во избежание неприятностей по возвращению домой.

– Дела не заставят меня надолго задержаться в Портсмуте.

– После чего вы вернетесь домой? – Жесткий взгляд собеседника обратился ко мне.

– Таковы мои намерения.

Батресс заметно расслабился.

– Я – член магистрата, – с гордостью пояснил он. – Мне приходится оказывать помощь сборщикам податей. Что ж, мы должны не дать французам, этим папским прихвостням, высадиться на нашу землю… Папские плешивцы, вот они кто! К счастью, цена на зерно высока, поэтому я не жалуюсь.

– Вам везет, если в этом году ваш приход превышает расход.