Ольга вспомнила сказку, где злой колдун оживил умершее тело. Получился человек-зомби, движущийся биологический объект. Потом чародей вложил в него некий разум, насыщенный злой программой уничтожения принцессы. Теперь получился человек-животное, ведомый одной целью — выполнить приказ и убить ненавистную красавицу. Он мог есть, пить, разговаривать, но двигало им лишь желание убивать. И, наверное, нельзя было назвать его человеком, скорее разумным животным. К сожалению, таких много в окружающей жизни, хотя идеи, двигающие ими, могут быть разными. Кто-то живёт, чтобы убивать, а кто-то — чтобы заработать много денег, кто-то — чтобы вырастить детей, а кто-то — чтобы прославиться. Что же отличает человека от животного? Возможность творчества? Но и муравей строит дома, а паук плетёт красивую сетку-паутину.

Когда-то прочитала в научном журнале, что особенно красивая паутина удаётся паукам, если их напичкать наркотиком. Креативность дизайна возрастает.

Вороны украшают гнездо блестящими безделушками. Птицы поют сочинённые песни. Конечно, у человека творчество — значительно более сложное, а может быть, оно и другое. Человек-творец создаёт новый мир, он действует как волшебник, преображая окружающую реальность. «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божьими», — сказал Иисус. Миротворцы — это творцы мира. Получается, что настоящий человек — только тот, кто сам является волшебником. Он — сын Божий и имеет волшебную душу, которую вложил в него Бог. То есть у человека три составляющих: тело (его легко повредить), разум (его тоже можно повредить) и душа (вот она-то, возможно, бессмертна). И, похоже, она есть не у всех. Как отличить одних от других? Очень просто: одни волшебники, другие — нет. На свете живёт какое-то количество волшебников, остальные — просто разумные животные. Осталось только понять, к какому виду принадлежит она.

Ещё через неделю Ольга могла уже самостоятельно мыться в душе. Мама не верила случившемуся чуду. Медики гордились собой, улыбались и говорили, что у неё появился второй день рождения.

Ещё через несколько дней её выписали. Врачи считали, что в домашней обстановке выздоровление пойдёт быстрее. Однако в больницу надо было приезжать раз в неделю. Поэтому родителями был снят на год симпатичный домик в Иерусалимских горах.

Домик был одноэтажный, состоял из огромной гостиной с зоной кухни и трёх крохотных спален. Вокруг — маленький садик, где росли гранатовые и лимонные деревья и много неизвестных цветущих кустов, прямо за которыми начинались лесистые сосновые холмы.

В гости вновь приезжал Давид, как только удавалось по службе. Ольга отчаянно стеснялась своей лысой головы и носила цветную шапочку, став похожей на обычную израильскую религиозную женщину.

Первая прогулка вокруг дома была настоящей победой над болезнью. К Ольге стремительно возвращались силы.

Затем поставила задачу выйти на улицу и пройти тысячу шагов. Она шла, изо всех сил вцепившись в надёжную руку Давида, и её глаза сияли от счастья. «997, 998, 999, 1000!!!» — считали вместе. Обратно Давид нёс её невесомое тело на руках, но это было уже неважно. Ещё через месяц они уже уверенно гуляли по посёлку. Через полгода сама водила машину и бродила по старым улочкам Иерусалима.

Ольге нравилась это страна, хотя, с её точки зрения, люди были слишком шумны и зачастую навязчиво дружелюбны. Кроме того, ей казалось, что всё население Израиля представляло собой пять миллионов наиболее сведущих мировых экономистов и политиков, которые каждый вечер собирались перед телевизором, чтобы убедиться, что всё идёт не так, как надо. Те, которых раздражало буквально всё, эмигрировали глубоко внутрь собственной головы. Там всегда были приятные новости и умный собеседник. Большинство из таких людей были совершенно безобидны. Но иногда они превращались в религиозных фанатиков, глядя на которых Богу, наверное, хотелось стать атеистом.

Но всё это мало касалось Ольги. Она была влюблена и счастлива. Пропало утро, и пропал вечер, исчезли дни недели. Время разделилось на периоды «с ним» и «без него». В те дни, когда Давида не было, помогала с уборкой дома, ездила в магазин, но душой была с любимым. Наконец волосы вновь стали расти, причём намного более густыми и тёмными. Мама смеялась и говорила, что это влияние израильской крови, которую влили.

Родители уже рассматривали Давида как признанного жениха и не возражали, когда дочь уезжала с ним на выходные в Тель-Авив, оставаясь на ночь в одной из гостиниц. Секс давал ей новые, невероятно острые ощущения. Это был новый мир бесконечной радости, которую, наверное, даёт путнику в пустыне чистая родниковая вода.

Ольга думала, что выражение «умереть от счастья» сказано людьми, никогда не испытавшими этого чувства в полной мере. От счастья не умирают, смерть растёт из застойного равнодушия к жизни, как болотная трава прорастает из питающей её гнилой среды. Болото повседневности создаёт тлен и распад. Старики умирают, когда поток событий их жизни перестаёт двигаться. Но стоячие воды способны объять душу в любом возрасте, подбросив ловушку привычек и устоявшегося распорядка, тупого самодовольства и нежелания ничего менять. Тогда крохотным горчичным зерном селится смерть, чтобы вскоре обернуться мощным деревом. А там недалёк момент, когда птицы небесные нежным пением возвестят с раскидистых веток, что «игра закончена». Со святыми упокой…

Однако история, случившаяся в порту курортного местечка Герцлия, неожиданно показала, что у смерти есть много путей. Давид с Ольгой приехали туда вечером и припарковались на огромной открытой автостоянке, заставленной сотнями машин. С моря пахло влажным вечерним ветром, уже избавившимся от зноя, но не набравшим прохлады. В ста метрах слева сверкал огнями порт. Похоже, что к ночи здесь собиралась немалая часть населения Тель-Авива. Десятки ресторанов исторгали пучки света, которые оседали на фланирующую толпу, отчего та искрилась, как бушующая в тесном ущелье волна. Везде играла весёлая музыка. Озарённые праздничной атмосферой люди смеялись, пели, знакомились. Все говорили так громко, словно собеседник находился в другом полушарии и был при этом глухой.

Звуки вибрировали, то усиливаясь, то затихая, отчего Ольге казалось, что она стремительно крутит ручку радиоприёмника, ежесекундно меняя станции. Запахи сигаретного дыма, вина, свежей морской воды, приправленные ароматами средиземноморской и восточной кухни, доносились, так же, как и звуки, волнами. На гребне они были сочными и густыми, чтобы потом растаять в незримой впадине.

На периферии сознания Ольга заметила, как рядом остановилась малозаметная малолитражка. Внезапно что-то словно толкнуло её, требуя обратить на эту машину внимание.

Внутри сидела обычная пара, которая не спешила выходить, дожидаясь, пока Ольга с Давидом уйдут.

Возможно, им хочется просто посидеть и поцеловаться наедине.

Но вдруг поймала внимательный взгляд парня из-за бокового стекла малолитражки. Голову сжало тисками. Она осознала ненависть и страх, переполняющий его. И ещё почувствовала, как тому давит нечто жёсткое и ужасное, прикрученное ремнями к животу. Ольга ощущала липкий холодный пот, катящийся по его спине. Губы сами начали повторять молитву, которую твердил он, и девушка поняла, что сейчас может случиться…