Ольга, не попрощавшись, выскочила наружу, глотнула свежего воздуха, закашлялась от морозного ожога и присела на ледяную лавочку. Неужели теперь жизнь будет состоять только из серой, никому не нужной работы, дел по хозяйству и ночей в слезах?

«Нет», — сказала себе она. С любовью, божественной ли, земной ли, надо кончать! Она поднялась с промёрзшей скамейки, воздела руки и прокричала, обращаясь к небесам:

— Хочу убить свою любовь!

Небеса вздрогнули, но привычно промолчали.

И в ту ночь приснился сон: она шла по опустевшему после бомбёжек ночному городу. На фоне чёрно-багрового неба горели полуразрушенные здания. Вспыхивали зарницы. В воздухе пахло пеплом и ещё чем-то сладким. Хотелось убежать, но ноги не слушались, проваливаясь в раскалённый асфальт. Земля за пределами дороги была усеяна огромными воронками, в них что-то тлело и дымилось. Ольга заглянула в ближайшую яму. Там догорал труп Давида. Кожа обуглилась и пенилась волдырями ожогов; сквозь чёрное мясо виднелись белые кости.

Наутро Ольга проснулась абсолютно спокойной. Душевные муки, терзавшие последнее время, внезапно исчезли. Словно все эмоции выгорели дотла, рассыпались невесомым пеплом где-то во вселенной. Только в груди у сердца образовалась чёрная дыра, прямо на месте вырезанной любви. Она осмотрела себя в зеркало и увидела обычную девушку, заурядной внешности, не толстую, но и не худую, по-своему довольно симпатичную. Но она знала, что глубоко внутри поселилась грозная тёмная пустота. Может быть, чёрные дыры космоса, уничтожающие всё вокруг себя, даже свет и время, — тоже результат убитой любви? Только чьей? Неужели Богу приходилось убивать свою любовь? А Иисус Христос, оставленный им умирать на кресте…

Ольга сняла недорогую квартирку и уехала от мамы. День сменялся ночью, темнота — светом. Но ей казалось, что идут одни бесконечные сумерки, заполненные тенями людей и событий. Никаких желаний не ощущала, так, иногда поесть и к ночи поспать.

Через какое-то время поняла, что для жизни нужны деньги. Поскольку те не сыпались с неба, тоскливым февральским понедельником она решила найти работу. Начала с интернета. Хитом спроса был «водитель с собственным автотранспортом, готовый работать сутками и без выходных». Не менее популярной оказалась «офис-менеджер, миловидная, аккуратная, здоровая и чистоплотная девушка, умеющая выполнять все поручения руководителя». Ольга фыркнула. Дальше требовался «оператор на телефоне, позитивно-эмоциональный, с высокой степенью мотивации, доброжелательно разговаривающий со всеми типами клиентов». «Это не для меня», — подумала Оля, переходя к следующему разделу: «администратор, умеющий и желающий работать с людьми, с высокими коммуникативными навыками, доброжелательный и стрессоустойчивый». Всему можно научиться и ко всему привыкнуть, но Ольга категорически не хотела позитивно-эмоционально выполнять все поручения руководителя.

Решила пройтись. Мелкая позёмка мела по обледеневшему тротуару. Ветер, как пьяница, неуклюже бился о стены домов и всхлипывал от боли и досады. Небо хмурилось в предчувствии большого снегопада. Прохожих было мало, они торопились, делая частые короткие шаги, чтобы не упасть на скользком тротуаре. У всех лица усталые и задумчивые, никто не улыбался. В заснеженном скверике старики выгуливали своих собак, таких же сутулых и неспешных. С грохотом прокатился поседевший от инея трамвай. Ольге показалось, что там, за покрытыми морозными узорами окнами, безликие незнакомцы пытаются разглядеть её, словно рыбы из-подо льда. Сельди в замёрзшей бочке.

От застывших домов веяло холодом. Зябко кутаясь в пальто, она брела по району, разглядывая вывески на домах: «Ресторан», «Овощи», «Всё для ремонта», опять «Ресторан». Неожиданно увидела за домами маковку позолоченного купола, увенчанного православным крестом.

Церковь встретила Ольгу теплом, запахом восковых свечей, полумраком и строительными лесами в центре зала, где наверху, под куполом, кто-то шевелился — то ли ангелы, то ли неторопливые рабочие. Зацепившись ногой за какую-то железку, она различила в боковом пределе очередь из тихих старушек и нескольких степенных мужчин.

Очередь двигалась медленно и упиралась в импозантного человека, упакованного в необычные одежды, сразу выдававшие в нём духовного пастыря. Над одеждами возвышалось доброе отеческое лицо, декорированное аккуратной бородкой. Заметно выделялись белые, словно светящиеся, руки, которые осеняли крестом очередную бабушку, затем руки застывали, покорно ожидая, когда старушка ткнётся в них губами. Отпустив очередную кающуюся и её грехи, одна из рук делала приглашающее движение. Новая грешница проворно подбегала к священнику. Очередь двигалась. Когда рука в очередной раз сделала приглашающее движение, Ольга поняла, что её зовут.

— Иди. Батюшка Владимир приглашает, — подтолкнули старушки.

Неуверенно подошла к священнику.

— Ты новенькая в нашем храме?

— Только приехала в этот район.

— Хорошо, что сразу пришла в церковь. Крещёная?

— Да.

— Давно исповедовалась?

— Никогда, — честно призналась девушка.

— Это плохо. Исповедь — важнейшая часть духовной жизни православного человека.

— Я болела, — ответ прозвучал, словно школьница оправдывалась в невыученных уроках.

— Серьёзно болела? — участливо спросил батюшка.

— Рак, — просто сказала она. — Лечили в Израиле. Кажется, удачно. Любовь была. Прошла. Теперь думаю жить. На работу устраиваться.

— Куда?

— Не знаю пока.

— Читай Евангелие Господа нашего. Он тоже страдал, — участливо молвил отец Владимир и быстро зачастил: — Отпускаются грехи рабы Божьей… Как тебя зовут?

— Ольга.

— …Ольги. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.

Священник показал на небольшой столик рядом:

— Поцелуй святой крест и Библию.

Ольге понравилась служба. Кто-то пел тоненькими голосами, священник басом проповедовал, как показалось, на незнакомом языке. От этого произносимые им слова казались ещё более значимыми. Старушки суетливо крестились, некоторые были заняты работой по регулировке горения свечей. От нечего делать Ольга засмотрелась на эту процедуру. Несколько десятков свечей выстраивались так, чтобы позади стояли наиболее длинные и только начинавшие гореть, а спереди и сбоку — уже почти прогоревшие, которые старушки проворно меняли, умудряясь при этом не запалить ни себя, ни окружающих. Накладка случилась в конце службы.

— Двери! Двери! — вдруг громко и многозначительно возопил священник.

Ольга встрепенулась, поскольку слова были сказаны явно по-русски. Похоже, встрепенулась не только она.

— Воистину, батюшка, сил не хватает их открывать! — неожиданно закричала бойкая старушка. Казалось, она давно ждала этих слов и всю службу сидела в засаде, как охотник, ожидающий взлёта гусей.

— Так нет же денег починить, — басом ответил степенный мужнина, явно церковный староста.