Король, крайне обеспокоенный этой ситуацией, обратился к своим советникам. Они отправились к сиру де Куси. Предполагалось, что он станет новым Крысоловом, которому придется вывести из Франции отряды наемников.

Тяжба де Куси с австрийскими герцогами и его намерение продолжить эту тяжбу были хорошо известны. Де Куси мог послужить Франции, не будучи при этом связанным с Англией. Предложение, которое ему сделали управляющий и казначей короля — Бюро де ла Ривьер и Жан Лемерсье, — заключалось в следующем: если он возьмет на службу двадцать пять бригандов из разных районов Франции и поведет их против габсбургских герцогов, король выдаст 60 000 ливров на оплату кампании. В особенности королю досаждали свирепые бретонцы, сторонники Дюгеклена и Клиссона, которые продолжали разбойничать и после окончания войны.

У де Куси имелся опыт общения с наемниками в Ломбардии, и он знал об опасностях и ненадежности, которые подстерегали командующего такими отрядами, даже если этот поход сулил замечательные перспективы достижения собственной цели. На тот момент де Куси было 35 лет, и он был достаточно богат, чтобы ссудить деньги герцогу Беррийскому, но не финансировать кампанию против Габсбургов из собственных ресурсов. Де Куси принял предложение.

Среди командиров, вставших под знамя де Куси, был брат коннетабля — Оливье Дюгеклен, который захватывал и разорял земли герцога Беррийского, и его кузен Сильвестр Буд, командир бретонских наемников, бывших проклятием папы и бедствием Авиньона: они уничтожили даже зерно, которое в 1375 году король прислал населению для спасения от голода. Напрасно папа вел переговоры, умолял, платил, отлучал от церкви. Вот и теперь он заплатил бретонцам 5000 франков и согласился аннулировать отлучение от церкви, если наемники пойдут с де Куси. «Великий ужас» покатился по Бургундии, когда они двинулись на север, к левому берегу Роны. Глашатаи оповещали об их продвижении, города и деревни рассылали гонцов, зовя на помощь. Словно свирепая саранча пронеслась в июле через Шампань, а в августе, заодно с присоединившимися отрядами, бретонцы подчистили Лотарингию и в сентябре вошли в Эльзас, габсбургский домен империи.

Рыцари Пикардии, Артуа, Вермандуа и Эно пришли со своими оруженосцами «с честью послужить» сеньору де Куси. «Честь» в лексиконе рыцарей означала борьбу с другими рыцарями, в данном случае с австрийцами. Эластичность человеческого сознания позволяла чести не тревожиться из-за партнерства с наемниками и бандитами. Среди рекрутов были дядя Ангеррана Рауль де Куси, виконты де Мо и д’Онэ и другие сеньоры, а также знаменитый и деятельный Овейн Уэльский. Отец его был казнен королем Англии, Овейн вырос при дворе Филиппа VI. Отважный, заносчивый, агрессивный, он бился при Пуатье, в 1368 году — в Ломбардии, в Лотарингии воевал за и против герцогов Бара, в Испании сражался сам по себе, а вместе с Дюгекленом участвовал в кампаниях 1370-х годов, во время которых возглавил нападение на Нормандские острова с целью пленения капталя де Буша.

В 1375 году Овейн только что с успехом закончил осаду гарнизона Сен-Совер-ле-Виконт на побережье Нормандии, где впервые с заметным эффектом была использована пушка. Сорок орудий, больших и малых, метавших шары из металла и кожи, а также и камни, не смогли обрушить стены, однако так напугали защитников, что те не смогли оказать сопротивление. «Они были столь накрыты ядерным градом, что не осмеливались выйти в город или из замка, а оставались в башнях». Даже и в этом случае один снаряд влетел в комнату, в которой лежал в постели больной английский капитан; снаряд несколько раз прокатился вокруг стен и, «словно гром небесный, вошел в его комнату». Англичанин решил, что настал его последний час, но снаряд проломил пол и рухнул в помещение этажом ниже.

По контракту с Ангерраном, заключенному 14 октября 1375 года, этот удивительный Овейн должен был возглавить отряд из четырехсот человек за четыреста франков в месяц и за сто франков для его заместителя. Согласно договору, он не должен был брать к себе в заместители никакого другого капитана и заключать другие союзы, а де Куси, в свою очередь, не мог заключать мир без согласия Овейна. Любой город или крепость, взятые Овейном, должны были быть переданы де Куси, но Овейн в виде выкупа получал добычу и пленников на сумму до двухсот франков. Если стоимость превышала эту сумму, де Куси полагалась одна шестая от этого числа, а если бы в плен попал сам австрийский герцог, Овейн передал бы его де Куси в обмен на 10 000 франков.

Поход, словно магнит, притянул к себе беспокойных рыцарей и даже отвлек сто рыцарей Тевтонского ордена от их ежегодных забав в прусских лесах. Еще не просохли чернила на договоре о перемирии в Брюгге, как на встречу прискакали английские рыцари, привлеченные лидерством зятя короля Англии. Все были хорошо вооружены, в сверкающих кирасах, блестящих шлемах, в чудесных длинных накидках; и лошади у них были отменные, с серебряными уздечками. Англичан, предположительно, насчитывалось шесть тысяч, их репутация, внушавшая страх, перекинулась и на армию де Куси, в результате чего противник стал называть всех скопом «англичанами» (Englander).

Общая численность войска, хотя и не слишком точная, соответствовала разным прикидкам — сорок, пятьдесят, шестьдесят и даже сто тысяч. Если судить по количеству капитанов, то, возможно, их было около десяти тысяч (сравнительно с армией, которую привел в Испанию Дюгеклен). Эльзасская хроника упоминает 16 000 рыцарей «в шлемах и капюшонах». Остроконечные шлемы и широкие капюшоны тяжелых накидок от холода упомянуты во всех документах. Прозванные Gügler (от швейцарско-германского «капюшон», или «острие»), шлемы эти дали название и вторжению — «война гуглеров».

Перед походом де Куси на случай смерти позаботился о своей душе. С большим размахом, соответствовавшим его положению, в аббатстве Ножан-су-Куси он заказал для себя, для своих предков и для потомков две мессы «каждый день и на неограниченный срок». Эти распоряжения, как и у большинства аристократов его круга, были четкими и ясными, не оставлявшими разнотолков. Молитвы должны были совершаться перед образом Богоматери в часовне, уже предназначенной для будущего захоронения Ангеррана и его жены. Сто ливров в год положены были на содержание монахов и отправление богослужения. Деньги на это следовало брать из «пожизненной» ренты и из тальи — де Куси взимал этот земельный налог с отдельных городов, рассчитывая его до су, например 50 ливров с одного города, 45 ливров и 10 су с другого, 4 ливра и 10 су с третьего. Как и его современники, де Куси полагался на постоянство без каких-либо изменений. Впоследствии он позволил монахам Ножана ловить рыбу в реке Эйле на конкретном участке — от Рю де Брасс до Пон-Сен-Мар.

Основательное завещание де Куси отличалось от поспешно составленных документов других дарителей. Капталь де Буш, к примеру, в 1369 году отказался от присяги на верность Франции и, очевидно, почувствовал, что за это надо расплатиться, а потому составил завещание, в котором распорядился отдать 40 000 золотых экю на проведение 50 000 месс. Все эти мессы должны были отслужить в год его смерти, плюс к этому де Буш оставил средства на постоянно горящие лампы и дополнительные богослужебные обряды.

К таким обрядам относились пожертвования на помин души, рассчитанные на период в тридцать или пятьдесят лет, а то и бессрочно, поминались обычно родственники дарителя, предусматривалось жалование священнослужителей и доход церкви. Неженатые священники могли жить на пожертвования, и, как обычно все предполагали, вести ленивую и распутную жизнь. Принцесса Уэльская содержала троих священников, в чьи обязанности входило лишь чтение молитв за ее усопшего первого супруга.