На самом деле, чтобы войти в Аргау, не было нужды переплывать Рейн, изгибающийся под прямым углом к Базелю, но в глазах наемников река выглядела грозно. Мир, по которому передвигался наемник, имел неясные очертания, как и политическая цель, ради которой его использовали. Понапрасну де Куси пытался убедить солдат, что за темными горами, которые наемники видели впереди, они найдут хорошую землю. Леопольд направил де Куси послание, в котором предложил Ангеррану одно из спорных владений, — графство Феррет, приносившее двадцать тысяч франков дохода в год; однако предложение было отклонено, де Куси и его советники сочли эту «подачку» неприемлемой.

Убедившись, что наемники дальше не пойдут, Ангерран, по версии Фруассара, «впал в великую меланхолию» и, «посоветовавшись сам с собой как с мудрым и дальновидным рыцарем», решил, что, не дождавшись обещанного жалования, наемники продадут его австрийскому герцогу, а «если его отдадут германцам, свободы ему не видать». По совету друзей он решил, что лучше будет вернуться во Францию. В компании двух людей, переодевшись, он тайно уехал под покровом ночи, и два дня уходил от опасности, пока самые близкие его соратники не узнали, куда он подевался. Когда он добрался до Франции, король и его братья были «очень удивлены, потому что думали, что он в Австрии, и в первый момент им показалось, что они видят перед собой трех призраков». Когда Ангеррана попросили объясниться, де Куси без труда ответил, «ибо он был красноречивым человеком, и у него имелось правдивое оправдание». Он рассказал королю и герцогам обо всем, что случилось, и тем «стало ясно, что он прав, а во всем виноваты отряды наемников».

Тот факт, что ничего подобного не произошло, иллюстрирует проблему, связанную со средневековыми хрониками. На самом деле де Куси и наемники вошли в Аргау, покинув Эльзас 25 ноября, в день святой Екатерины, и проследовали к Базелю, где за три дня показали горожанам свою силу, так что ни у кого и желания не возникло дать им отпор, и армия направилась к Юре. Епископ Базеля разрешил им свободный проход, как считают, из ненависти к Берну.

При ближайшем рассмотрении оказалось, что темный пурпур Юры — это сосны, покрывающие низкую горную цепь. Передвигаясь вдоль ручья, бегущего в обратном направлении, к Франции, солдаты перебрались через вершину, прошли по горным тропам Хауэнштайна и Бальсталя, спустились в долину, а по пути грабили и разрушали маленькие поселения, пока не достигли Ара, широкого притока Рейна, служившего границей Аргау. Сопротивление им оказали незначительное, поскольку владельцы местности покинули ее еще до вторжения и вместе с Леопольдом нашли себе надежное убежище, а потому армия де Куси без особого труда захватила замки и старинный деревянный мост в Ольтене.

По призыву Леопольда бернцы двинулись было наперерез противнику, но, увидев, что нобили покинули территорию, развернулись в негодовании и пошли домой. Жители Аргау в страхе побросали оружие, бежали из деревень и попрятались в городах, оставив гуглерам села. Возмутившись непослушанием бернцев, Леопольд встретил врага страшными разрушениями. Его приспешники сожгли колосившиеся поля, повалили деревья и оставили после себя такое опустошение, что деревенькам всю зиму приходилось отгонять вышедших из леса голодных волков. Озлобленные люди высмеивали австрийцев — те, дескать, «разлеглись на Рейне — безопасно, точно в сундуке». Они обвиняли графа Рудольфа Нидау и других представителей местной знати в том, что те открыли путь армии, которая разоряет кантоны.

Люди де Куси подчистили все, что могли найти. Разделившись на три группы, они все глубже заходили в Аргау — туда, куда гнали их голод и жажда наживы. Де Куси разместил свой штаб менее чем в пяти милях к востоку от реки, в аббатстве Святого Урбана. Тылом аббатство было обращено к поросшим сосной холмам, а лицом — к широким полянам. Если судить по аббатским хроникам, де Куси пробыл там восемнадцать дней. Более важные города Аргау стали залогом за невыплаченную часть приданого его матери. Сумей он взять эти города, его личная цель была бы достигнута, но рассредоточение армии и мощь крепостных стен помешали этому. Он сделал не больше того, что сотворил во Франции Эдуард. Даже маленький город Бюрен в долине Ара выдержал осаду, которую возглавлял лично де Куси, хотя правитель городка граф Нидау был наказан за свое двурушничество: когда он высунул из окна голову, его сразила вражеская стрела.

В декабрьские холода, охотясь маленькими группами в поисках пропитания, отряды Ангеррана подошли к Цюриху и Люцерну. Небольшая численность отрядов делала их уязвимыми, к тому же преступления наемников провоцировали швейцарцев на сопротивление. В Швице, возле озера Земпах, в горном районе Энтлебух, крепкие крестьяне, гордившиеся древними привилегиями, собрали отряд из нескольких сотен человек, готовых к отпору. Вдохновленные их примером, некие молодые парни из Люцерна проигнорировали запрет магистратов, перебрались ночью через стену и присоединились к ополчению вместе с другими людьми из соседних городков. 19 декабря группа числом около шестисот человек окружила городок Буттисхольц, где стояли на постое три тысячи гуглеров. Швейцарцы атаковали и убили триста человек, а тех, кто попрятался в церкви, сожгли заживо. Остальные пустились в бегство. Жители Энтлебуха, празднуя победу, забрали с собой захваченное оружие и другие трофеи и двинулись назад, в горы. Увидев их, аристократ, не принимавший участия в битве, насмешливо выкрикнул из своего замка, обращаясь к горцу, ехавшему на боевом коне и успевшему надеть на себя шлем и кирасу мертвого рыцаря: «Такое облачение впору рыцарю благородных кровей, а не виллану». Всадник не затруднился с ответом: «Сир, сегодня мы так смешали кровь нобилей и лошадей, что уже и не скажешь, кому что принадлежит». На месте, где произошла эта битва, воздвигли памятник, отмечающий разгром гуглеров (Niederlage der Güglrer).

Услышав эту новость, «медвежий» город приободрился. За шесть дней бернцы и жители соседних городков, в том числе Нидау и Лаупена, собрались под руководством магистрата Берна. В рождественскую ночь в Йенсе, что в пятнадцати милях от Берна, ополчение застало врасплох бретонцев, погибли еще триста гуглеров, и хотя собственные потери бернцев были невелики, на следующую же ночь они ушли оттуда.

На сей раз целью бернцев стало аббатство Фраубруннен, где с большим отрядом квартировал не кто-нибудь, а Овейн Уэльский. В морозную ночь 26 декабря горожане вышли со знаменем с изображением медведя и до рассвета окружили аббатство. Оглашая пространство громкими боевыми кличами, они подожгли факелами здания, где спали «англичане», и убили многих, те даже не успели проснуться. Остальные вскочили, схватили оружие и принялись отчаянно защищаться. Монастырь, привыкший к торжественной тишине, огласился криками и лязгом оружия, воины бились — рана за рану и удар за удар. Дым и пламя заволокли все здания аббатства. Овейн с дикой яростью размахивал мечом, командир бернцев Ханнес Ридер был убит, однако его люди обратили гуглеров в бегство. «Ате, кто бежал, были повержены, а те, кто остался, сожжены». Овейну удалось бежать, но восемьсот его людей остались лежать на поле боя. Швейцарцы тоже понесли тяжелые потери, но те, кто выжил, вернулись в Берн со славой. Среди захваченных знамен, до сих пор выставленных в городе, есть красно-белый стяг, запачканный и порванный. Предполагают, что он принадлежал де Куси.[9]Был ли Ангерран лично во Фраубруннене? Присутствие его документально не зафиксировано, хотя такая возможность не исключена.