нырнуть в глубокую воду, а не просто пройти через ювелирный магазин. Комната была полна стеклянных витрин на уровне того, что раньше было моей талией, и каждая витрина ломилась от драгоценных украшений, искусно разложенных на подушечках из черного и голубовато-серого бархата.

Там были кольца с изумрудами, сапфирами, тонкие колечки из платины, украшенные бриллиантами. Висячие янтарные серьги и броши с топазами, браслеты из серебряной сетки, такой тонкой, что я едва могла разглядеть звенья, и кафы из чеканного золота. На меня смотрели сверкающие браслеты с маленькими балетными туфельками и миниатюрными ключами от машины… серьги из стерлингового серебра в форме пухлых сердечек… переплетенные полоски розового и желтого золота… сверкающие булавки в форме божьих коровок и морских коньков… бриллиантовые теннисные браслеты из тех, что носила мать Брюса…

Я остановилась и ошеломленно прислонилась к ближайшей витрине. Продавщица в аккуратном темно-синем костюме появилась с другой стороны так быстро, как будто ее телепортировали.

– Что вам показать? – тепло спросила она.

Я осторожно указала на пару самых маленьких бриллиантовых сережек.

– Это, пожалуйста, – попросила я.

Макси глянула мне через плечо.

– Не это, – нахмурилась она. – Кэнни, они совсем маленькие!

– Хоть что-то во мне может быть маленьким? – пошутила я.

Макси озадаченно посмотрела на меня:

– Зачем?

– Затем… – Мой голос затих.

Макси схватила меня за руку.

– Знаешь что? – строго сказала она. – Ты выглядишь чудесно. Ты выглядишь счастливой… и здоровой… и беременной…

– Не забывай об этом, – сказала я, смеясь.

Консультант тем временем разворачивала кусок черного бархата и раскладывала серьги поверх футляра – крошечную пару, которую я заказала первой, затем еще одну примерно в два раза больше. Каждый бриллиант был размером с отборную изюминку. Я взяла их в ладонь, наблюдая, как они сверкают, вспыхивая синим и фиолетовым.

– Они великолепны, – тихо сказала я и поднесла их к ушам.

– Вам очень идет, – заметила продавщица.

– Мы возьмем их, – сказала Макси очень уверенно. – Можете не упаковывать. Она их наденет прямо сейчас.

Позже в машине, в новых серьгах, посылающих радужные переливы на крышу всякий раз, когда на них падал солнечный свет, я пыталась благодарить Макси. За то, что она приняла меня, за покупку моего сценария, за то, что заставила меня поверить в будущее, в котором я заслуживаю вещей, подобных бриллиантовым серьгам.

Но Макси попросту отмахнулась.

– Ты заслуживаешь хорошего, – ласково сказала она. – Это не должно удивлять тебя, Кэнни.

Я глубоко вздохнула.

– Друг, – шепнула я малышу и, обращаясь к Макси, пообещала: – Я приготовлю тебе лучший ужин, какой ты когда-либо пробовала.

– Я не понимаю, – сказала мама во время ежедневного телефонного звонка-допроса. – И у меня есть пять минут, чтобы понять.

– Пять минут? – Я прижала трубку и прищурилась на пальцы ног, пытаясь решить, можно ли выжить в Голливуде с сильно ободранным лаком или меня оштрафует полиция педикюра. – Куда ты спешишь?

– Межсезонный матч по софтболу, – быстро сказала моя мама. – Мы сражаемся с «Лавандовой угрозой».

– Они что-то собой представляют?

– Были хороши в прошлом году. Но ты меняешь тему разговора. Ты теперь живешь с Макси… – начала мама и выжидательно затихла.

Или мне так показалось.

– Мы просто друзья, мам, – сказала я и добавила: – Все платонически.

– Знаешь, никогда не поздно…

Я закатила глаза:

– Прости, что разочаровываю.

– Так чем ты занимаешься?

– Весело провожу время, – ответила я. – Мне хорошо.

Я с трудом представляла, с чего начать. Я провела в Калифорнии уже почти три недели, и каждый день мы с Макси отправлялись в какое-нибудь приключение, маленькое путешествие в красном кабриолете Адриана, и машинка все больше и больше походила на заколдованную колесницу или ковер-самолет.

Вчера вечером после ужина мы прошлись пешком до пирса Санта-Моники и купили жирную солено-сладкую картошку фри и замороженный розовый лимонад и ели все это, болтая ногами в воде.

За день до этого мы ездили на фермерский рынок в центре города, где закупились малиной, молодой морковью и белыми персиками. Персики Макси раздала коллегам по съемочной площадке, за исключением ее напарника, потому что, как Макси сказала, он увидит в персиках призыв приготовить «Беллини».

– А я не хочу быть ответственной за его очередной запой, – фыркнула Макси.

В Калифорнии были вещи, к которым я никак не могла привыкнуть. Например, одинаковая красота женщин, то, как все остальные люди, которые встречались мне в кофейнях или магазинах деликатесов, казались смутно знакомыми. Как будто они играли подругу или приятеля второго плана в каком-нибудь недавно завершившемся ситкоме.

А еще меня поражала автомобильная культура этого места – все ездили повсюду, так что не было ни тротуаров, ни велосипедных дорожек, только бесконечные пробки, густой, как мармелад, смог, повсюду парковщики – даже на одном из пляжей, которые мы посетили.

– Теперь я официально видела все, – сказала я Макси.

– Еще нет, – отозвалась она. – На Третьей улице есть такса, одетая в трико с блестками. Она участвует в жонглировании. Когда посмотришь на нее, тогда да, увидишь все.

– Ты вообще работаешь? – спросила мама, не впечатлившись, судя по голосу, рассказом о жонглирующих таксах и белых персиках.

– Каждый день, – уверила я маму, и это было правдой.

В перерывах между приключениям и прогулками я проводила не менее трех часов на веранде с ноутбуком. Вайолет прислала мне сценарий, так густо испещренный заметками, что его практически невозможно было прочитать.

«БЕЗ ПАНИКИ! – написала она лавандовыми чернилами на титульном листе. – Фиолетовые правки – мои, красные – от нанятого студией читателя, черные – от парня, который может стать или не стать режиссером этого фильма. По моему мнению, большая часть из того, что он предлагает, полная херня. Отнесись к этому с долей скептицизма, не принимай близко к сердцу. Это ВСЕГО ЛИШЬ ПРЕДЛОЖЕНИЯ!»

Я постепенно продиралась сквозь чащу нацарапанных заметок, зачеркиваний, стрелок и добавлений к ним.

– Так когда ты возвращаешься домой? – спросила мама.

Я прикусила губу. Я до сих пор не знала ответа на этот вопрос, а надо было принять решение, и как можно скорее.

Тридцатая неделя беременности стремительно приближалась. После этого рубежа мне придется либо найти врача в Лос-Анджелесе и родить ребенка здесь, либо искать способ вернуться домой без самолета.

– Ты, пожалуйста, дай мне знать о своих планах, – попросила мама. – Я бы с радостью отвезла тебя домой из аэропорта и, возможно, даже посмотрела бы на внука или внучку до первого дня рождения…

– Мам…

– Просто материнское напоминание! – ответила мама и повесила трубку.

Я поднялась и побрела к пляжу. Нифкин напрыгивал мне на ноги в надежде, что удастся загнать теннисный мячик в волну. Разумеется, я понимала, что мне