«Скорее, поверхностно и не так глубоко, как хотелось бы. Я хоть и являюсь представительницей поколения Зед, но это не значит, что я совсем уж оторвана от жизни и ничего, кроме Инстаграмма с Фейсбуком, больше не знаю… Так чего же ты хотел, что бы я тут сделала?»

– Хочу, чтобы ты подошла к портрету «Девушки с жемчужной серёжкой». Он, как и другие картины, висит в гордом одиночестве и находится под весьма серьёзной системой охраны.

«Да, вижу.»

– Сейчас как раз самое удачное освещение. Приблизься к оградительным столбикам почти впритык и остановись аккурат напротив холста. Чтобы вы смотрели друг на друга практически в упор.

«Надеюсь, ты не попытаешься меня загипнотизировать какой-нибудь голосовой командой, чтобы вынудить его потом украсть.»

– Гипнотизировать сегодня тебя буду не я, Энн, но, обещаю, тебе в любом случае понравится. Главное не отвлекаться и не сводить глаз с портрета. Тем более что я тоже не стану тебя отвлекать. В этом таинстве должны участвовать только двоё. Ты и портрет.

«Я тебе сегодня уже говорила, что ты псих, Влад?..»

Я снова не смог сдержать самодовольной ухмылки, в который уже раз подмечая, как мой член реагирует на её голос, звучащий в моей голове и называющий меня по имени. Словно обдаёт своим сладким дыханием пульсирующую головку прямо там в моих штанах, подразнивая и её, и меня столь незатейливым, но весьма откровенным способом.

Только за то, что она говорила «Влад» следом за «психом», я мог простить ей куда более оскорбительные эпитеты в свой адрес.

– Ты уже подошла к картине? Заняла нужную позицию? – её последний вопрос я всё же решил проигнорировать. К тому же на очередную словесную стычку не хотелось тратить ни времени, ни сил.

Анна должна была настроиться сейчас совершенно на иную волну и забыть о надуманной ко мне неприязни хотя бы на ближайшие полчаса.

«Да! Стою прямо напротив портрета. Что дальше?»

Я тоже видел со своего места, как она подошла к той части стены галереи, где освещение в основном исходило от специальных осветительных приборов, направленных прямо на картины под определённым углом. Это если не считать ближайшей под высоким потолком окна «форточки». Ведь как раз данный естественный источник света как нельзя удачно и эффектно лился и на сам портрет, и на стоящую перед портретом Анну. Эдаким приглушённым или, даже скорее, туманным лучом тусклого прожектора, намеренно кем-то нацеленным в нужное ему место. Чего не скажешь про стены с прочим воздушным пространством помещения, которые, наоборот, находились в лёгких сумерках размытых теней.

Вот на эту композицию я готов был смотреть, действительно, целую вечность.

– А теперь закрой глаза. – я невольно понизил голос едва не до утробного, будто собирался заняться с Серой Шапочкой как минимум затяжным сексом по телефону.

«Ты это серьёзно?» – она порывисто выдохнула из себя напряжённым смешком, явно не поверив услышанному.

– А что в этом может быть несерьёзного? Просто закрываешь ненадолго глаза и очищаешь свою голову от всего того негатива, что ты так старательно копила в себе, пока сюда шла. Заметь, ты сама себя накручивала, находясь при этом в публичном месте среди предметов изобразительного искусства. Тебя сейчас окружают мировые шедевры, созданные за несколько сот лет до твоего появления на свет. Человека, который писал данный портер уже давным-давно нет, как и изображённой на этом холсте девушки. Их больше нет, а картина есть. И ты спрашиваешь, серьёзен ли я сейчас? Ты стоишь в эти мгновения на границе двух миров и имеешь возможность видеть то, чего они уже никогда не увидят с той стороны. Ведь эта девушка смотрит вовсе не на тебя. Она смотрит на того, кто пытается запечатлеть её образ на небольшом отрезке холста. Кто создаёт это воистину удивительное чудо лишь движением собственных рук и с помощью нужных красок и пигментов. Неужели, понимая всё это, тебе так сложно закрыть глаза всего на несколько секунд?

«Хорошо! Я поняла! Можешь дальше не продолжать…» – голос Анны всё же предательски дрогнул и явственно сменил прежнюю тональность на чуть сдавленную.

– Так ты закрыла глаза?

«Да! – и почти шёпотом – Закрыла.»

– Тогда самое время забыть обо мне и о внешнем мире, думая только о картине, которая ещё тлеет размытым пятном на сетчатке твоих глаз…

Я замолчал. И даже ненадолго перестал дышать. Смотрел на стоявшую в противоположной части галереи Анну Блэр и тоже старался ни о чём не думать.

Три секунды. Пять. Десять…

– Теперь открывай…

***

Мне очень многое хотелось тебе сказать. Объяснить. Рассказать. Поделиться собственными тайнами на этот счёт. Но я прекрасно знаю, что это было бы просто лишним. Ты должна увидеть и пережить эти исключительные моменты сама, без чьей-либо подсказки. Сейчас это всецело твоё личное пространство и твой мирок, в который ты позволила себе впустить частичку из чужого мира. Частичку чужого взгляда, чужих чувств и чужого восприятия. Эта та невидимая замыленному глазу грань, которую можно перешагнуть/пропустить через себя только на ментальном уровне. Увидеть то, что не способен увидеть никто. Это можешь увидеть ты и только ты. Увидеть, прочувствовать, прикоснуться… пережить.

Никто за тебя это не сделает и, уж тем более, не объяснит, как такое возможно сделать в принципе. Всё равно, что соприкоснуться с чем-то ирреальным, познать то, чего вроде как нет и не существует. Прочесть в прописанных бездушной кистью глазах бездонный мир чужой души, заглянуть в их прозрачный, как стекло, омут, окунуться с головой в скрываемый там водоворот бурных страстей и тайных желаний…

Ты смотришь в эти глаза и понимаешь, что они действительно живые. Они чувствуют. По-настоящему! Без фальши и кокетливой наигранности.

Они смотрят на мужчину, который не воспринимается этим взглядом, ни как за постороннего, чужого или опасного. Такое естественное и откровенное доверие, которое хочется пить жадными глотками и пьянеть от его единственной в своём роде наркотической составляющей. Доверие, которое не купишь ни за какие богатства мира, как и нескрываемые в этих глазах чувства.

А эта едва читаемая на приоткрытых губах улыбка. Выцветшая бледность нежнейшей кожи лица. Чистота и невинность, которую так и не сумел передать ни один иконописец ни в одном из своих эпических полотен на библейскую тему. Зато здесь…

Здесь только он и она. Вдвоём. В тёмной комнате. Наедине друг с другом… Наедине со своими тайнами, о которых никто и никогда уже не узнает и едва ли сумеет прочесть в её глазах. Только прикоснуться к ним поверхностно и вскользь. Но и этого хватит с лихвой, чтобы пережить запредельную глубину нереальных для обычных смертных эмоций. При этом ни о чём не думая, не включая воображения, а просто пропуская эту совершенную красоту через свои глаза и собственную грешную сущность…

***

Я не помню, когда именно сошёл с места. Я перестал следить за временем практически сразу же, как замолчал и, как мне тогда казалось, проник ментально в голову Серой Шапочки. Взглянул её глазами на портрет и нырнул… В её душу, в её бушующий шторм сопротивляющихся друг другу в неравной схватке эмоций. В её лёгкую нервную дрожь и неровное дыхание. В гулкий, слегка учащённый пульс и даже в кровь… Туда, куда ещё никто до меня не нырял и едва ли теперь когда-нибудь нырнёт.