какую-то книгу. И сразу попалась заложенная меж страниц открытка. На ней — роза. Мать прочла надпись на обороте. Подумать только: парень, не стесняясь, поздравляет ее дочь!.. Ну, конечно, повод есть — Первое мая… Но он еще и ждет ее! Интересно, где же это он ее ждет, негодник!.. Не потому ли она не хочет учиться дальше?..

Тяжелое чувство охватило ее, сдавило сердце. Она отложила книгу… На глаза попался альбом. Не так давно мать увидела в нем фотографию незнакомого парня. Рослый, видный, важный… Конечно, вто все напускное в нем.

Голова чуть-чуть наклонена, на лбу залегла складка. И глядит-то не прямо, а искоса. И взгляд такой лукавый.

— Кто это?.. — спросила она тогда Хуршеду.

— Ты его не знаешь, мама. Это бурильщик. В школе у нас была встреча. Он рассказывал нам о работе… Ты знаешь, мама, я изменила свое решение. Буду работать на руднике…

Да, понимать родную дочь стало трудно.

То покоряет сердце, то ранит…

Одноклассницы решили после окончания школы ехать в город. Их мечта — институт. Институт, как магнит, тянет их из родного кишлака. И вот уже вчерашние робкие девчонки поучают взрослых. Надевают туфли на высоких каблуках, носят короткие платья, прически — как корова на голове. Хотя это ей и не нравится, но она видит, что некоторые привыкают и сами начинают носить. Значит, есть тут что-то. Вот идут они с дочкой по улице. Соседка справа — учительница. Соседка слева — врач. Бухгалтер — тоже землячка. И не зря, наверное, считают их уважаемыми людьми в кишлаке.

В их ряду мать мысленно хотела видеть и свою дочь. Она ждала, что однажды Хуршеда скажет ей: "Мама, дай мне денег на дорогу, я поеду в институт!.." Для этого случая мать отложила уже немного денег… Но что сделала Хуршеда? Пошли на базар, и она настояла, чтобы купить ей, матери, новое платье…

Неугомонные воробьи чирикали за окном на ветвях ивы… Мать прошла в сад и, подняв голову, взглянула на перевал, из-за которого каждый день всходит солнце…

Перевал… Вершина стремлений и помыслов матери. Тридцать пять лет тому назад она сама часто всходила на него. А с другой его стороны поднималось, раскинувшись по склону, стадо Рахмона — отца Хуршеды. Две отары — ее и его, — не слыша окриков, паслись вместе. Под предлогом отделить их одну от другой и встречались Рахмон и она, Мохигуль. А когда рано утром выходила она за калитку, чтобы подмести, обнаруживала под самой дверью россыпь алых тюльпанов… Уходил, оставляя тюльпаны, обнаруживая тем свои намерения… Но спросить ее о самом важном не решался. Потом наступило время, когда подножие этой горы превратилось в стрельбище. Придя с работы, мужчины шли туда, — долетали военная команда, металлический лязг, слышалась стрельба. А потом мужчины один за другим стали покидать кишлак. В эти дни он вовсе не замечал ее. Ох-ох, как только она вспоминает эти дни, у нее мурашки по телу… Вот он с вещмешком за плечом, с узелком в руке уходит в далекий путь. Настал его черед. Вот, выстроившись вдоль улицы, стоят женщины, дети, старики. Будто тоже собрались идти с ними вместе… Его рука ласково, прощально машет ей. Конечно же, он не может всем пожать руку, улыбнуться каждому. А пес его Альпар забегает наперед, ложится на дорогу, катается по земле, тянет за полу халата, скулит, — понимает… Ветроногий конь Рахмонджона фыркает, ржет у привязи, грызет уздечку… А Мохигуль словно немая. Она мечется там, за спинами людей. "Почему ты не возьмешь меня с собой? Ведь если я — существо, ты — душа моя… Стать бы солнышком — бежала бы за тобой, светила бы над твоей головой…"

Потом наступили страшные ночи, нависли над кишлаком грозовые тучи. Мохигуль каждый день поднималась на перевал с отарой. Все высматривала. Нет — ни тени, ни звука… Он вернется, обязательно вернется, в орденах и медалях вернется… Заметит ли он тогда ее, Мохигуль? Годы проходят — один, другой, третий… Вот уже и на ее лицо ложатся морщинки. Девушек сейчас много… Вернется — да женится на другой. Сердце Мохигуль страдало. Всю печаль, гнев и досаду однажды она выразила в двух словах, выведя на скале: "Долой фашизм!" Не раз поднималась она с отарой на этот перевал и спускалась с него. Поредело ее стадо, осталось всего несколько коз и козлят…

Но Рахмонджон вернулся. Вернулся, оставив одну руку на фронте. И Мохигуль, смущаясь своих недавних мыслей, снова подбирала под своей калиткой рассыпанные по утрам тюльпаны. Говорят, настоящий мужчина не отступит от своего намерения. Видимо, это верно…

Она устало выпрямила ноги, спрятав их в зеленой траве, и снова пристально поглядела на перевал. Хуршеду надо найти. Вернется с пастбища Рахмон и спросит, где Хуршеда. Что она ему ответит?.. Где эта девчонка?..

И она решила подняться туда — к палатке.

Мать поднялась к зарослям фисташки. Вот ягнята резвятся, бегают по склону. Под ногами колышется зеленая трава. Ветерок… Тюльпаны склоняются друг к другу… Где же Хуршеда? Мать, прислонясь к стволу фисташки, глядят в ущелье. Смотрит и не верит глазам. Раньше здесь по весне вырастала густая трава. А сейчас стоит вышка, обросшая отвалами земли. Вокруг вышки — четыре степы, но ни крыши, ни дверей. В центре ее — металлический столб, который вращается и сверлит землю. В домике, рядом с вышкой, работает какой-то человек. Аллах милосердный, — а вот и она, ее Хуршеда. Рукава засучены, косы уложены венчиком… И запах цветов, воздух нагорья сразу забылись матерью. Пальцы невольно сжимались в кулаки. Ее дитя — ее мучитель…

— Хуршеда!.. — вскрикнула она.

Но голоса ее никто не слышит у вышки. И мать сама устремляется вниз…

Дочь замечает ее, бежит навстречу и останавливает.

— Ну, куда ты так спешишь!.. — на губах ласковая виноватая улыбка.

— Типун тебе на язык!.. — жестокая складка возникает между бровей матери.

— Ну, не кричи так, мама! Мастер ведь здесь!..

— А, чтоб твоего мастера!..

— Мамочка!.. Да погоди же ты…

Из домика мужчина выносит тяжелый ящик, ставит его на землю и, улыбаясь, направляется к ним.

— Познакомься, это Кодирджон… Мастер… — говорит дочь.

— Мастер?! Этот?.. — она оглядывает юношу, а тот продолжает смущенно улыбаться. "Да ведь ты его бурильщиком называла!" — хочется сказать ей, чтобы знать все досконально, но она молчит.

— Здравствуйте, тетушка!.. Как ваше здоровье?.. Вы уж извините Хуршеду. Она мне помогала. Машину чистили…

— Да неужели?!

Девушка и юноша переглянулись.

Тут мать замечает мотоцикл. Красный трехколесный мотоцикл. Да, она его запомнила, — докторшу