И тут Глафира посмотрела на неё: гордо и насмешливо. А потом без лишних слов испила. Не глоток, не два, а сколько могла. И вновь посмотрела, да так, что Евдокия поняла, ошиблась.

Все это видели и оживились.

— Ошиблась боярышня!

— Ишь, московские! Ни стыда, ни совести! Честную жёнку оклеветали!

— Такая молоденькая — и нате вам…

Глава 31.

Но страшнее всего Евдокии было поднять глаза на князя.

А Глафира окинула людей своим фирменным королевским взглядом и изящно поправила ворот. Сделала шаг и вновь подняла руку, чтобы ослабить ворот, словно он мешал ей, но спустя мгновение она прижала ладонь к горлу и беспомощно заморгала. Остановилась, попыталась глубоко вздохнуть, но у неё не получилось. Она посмотрела на Евдокию наполненными ужасом глазами, а потом в них отразилось понимание. Народ почувствовал неладное и затих, следя за каждым жестом Глафиры. Она повернулась к князю и постаралась внятно произнести:

— Зелье… я дала, чтобы не было детей, никого кроме Александры.

Дыхания ей уже не хватало и последнее, что сумели разобрать в предсмертном хрипе стоявшие рядом воины:

— Не желала смерти… обманул…

Её подхватили на руки, но женщина задёргалась и вскоре обмякла.

— Так права была боярышня? — раздался недоумённый голос от стоявших поблизости людей.

— Князя-то отравить хотели! — воскликнула одна из жёнок.

— Глафирка! — громогласно возмутилась Марфа. — Столько лет служила нашему князю!

Евдокия почувствовала, как ранее сковывавший её внутренний стержень куда-то делся,и она обмякла. Успела заметить, как князь подался вперёд, напоминая в этот момент пикирующую хищную птицу, а потом она взлетела и поняла, что её держит Гришаня.

— К маме… — но эти слова были лишними. Милослава уже подбежала и командовала,куда нести дочь.

Слабость Евдокии была мимолетной, но она не спешила вскакивать. Наоборот, закрыла глаза и безвольно свесила руку, пока её нёс Гришаня. А всё из-за того, что боярышня ничего не понимала. Будучи художником, она интуитивно чувствовала совместимость образов Глафиры и того благообразного старика, но даже для себя не находила объяснений самой возможности возникновения связи между этими двумя. Старец был птицей высокого полета,и он замешан в больших делах, а вот Глафира…

— Положи её сюда, — приказала Милослава, — и иди уже.

— А указания? — переминаясь с ноги на ногу и неловко чувствуя себя на женской половине, спросил Гришка.

— Евдокия в беспамятстве, — воскликнула Милослава, хотя видела, что её дочь подглядывает.

— Ну, так-то оно так… — так же громко ответил воин, но тише пояснил боярыне: — без указаний никак нельзя.

Дуня слабо шевельнула рукой, подзывая Гришку и он торопливо наклонился к ней.

— Я Гаврилу Афанасьевича послала ловить сладкоречивого гада, так ты покарауль его, да помоги, чем сможешь. Боюсь я, что обхитрит он боярича и ускользнет.

Милослава встала у прохода, прикрывая дочь.

— Понял, — кивнул Гришка. — Еремея Профыча ставить в известность?

— Ни словечка ему! Коли будет успех, тогда скажем, а пока всё должно быть шито-крыто. Понял? — Евдокия приподнялась и держась за Гришкин кафтан, требовательно посмотрела на него.

— Всё исполню, — азартно отрапортовал воин и выбежал из горницы.

— Мам, подушечку под голову дай, — жалобно попросила Дуня.

— Ты чего устроила? — грозно нависая, зашипела боярыня. — Владыко мёртв, народ поднялся, князя чуть не отравили — и ты тут как тут!

— Но я же…

— А это неважно, что ни при чём и вообще молодец! Как будто ты не знаешь, как слухи расходятся?

— Мам, я же просто котика привезла сюда.

Милослава сердито посмотрела на дочь, потом глубоко вздохнула и велела принести Пушка.

— Вот и говори всем, что кот во всем виноват. Он, подлец такой, про Глафиру тебе намяукал!

— А не придушат его, чтобы он ещё чего не намяукал?

— Мне главное, чтобы тебя не уморили! — воскликнула Милослава и не сдержавшись, зарыдала.

Стоявшая в дверях Еленка бросилась успокаивать боярыню и укоризненно смотреть на Дуню. Той пришлось встать и обнять маму.

— В Москве тож неспокойно, — шепнула Лыко-Оболенская. — Люд поднялся и по брёвнышку разобрал избу, где лекари собирались. У дома бояр Кошкиных толпой стояли и всякое кричали.

— Елена! — сердито воскликнула Милослава, заставляя боярышню замолчать.

Но Евдокия уже расхаживала взад-вперёд, нервно накручивая на палец кончик косы. В голову лезли летние разговоры княжичевых воев о вреде новых знаний, подкрепленные липовыми чудесами. Церковь тогда с запозданием отреагировала на нового проповедника, а всё потому, что дел было невпроворот.

Как раз тогда московская епархия собиралась выпускать первых лекарей, новгородская осваивала нишу общего образования и подготовку собственных теологов для важных диспутов. Фоном продолжалась перестройка быта монастырей, и невольно монахи с монахинями становились учителями жизни. Они обо всем писали в книжицах, приводя примеры своего хозяйствования.

Много споров было в церковной среде насчет театра. Каждое представление требовало согласия и послесловия священника, а это не всякий мог достойно исполнить. А ещё внутренние разногласия в церкви не затихали, отчего случалось много вреда. Вот и забыли, что есть ещё внешние враги, которых не на шутку раздразнили достижения последних лет.

Евдокия с горечью вынуждена была признать, что против православия и возвращающей силу Руси затеяли тихую войну. Но кто мог себе такое позволить? Боярышня остановилась. Она вспомнила, какие хороводы водили округ Новгорода. Казалось, что главными действующими лицами там были боярыня Марфа и великий князь Казимир, но их направляли. Аккуратно, неспешно, но кто-то планомерно выстраивал им линию поведения, и там тоже крутилось всё вокруг православия.

Боярышня зажмурилась, а потом беспомощно опустила руки. Ей не хватало разумения даже с послезнанием увидеть целиком всю картину произошедшего, просчитать ближайшие и долговременные цели. Вот Ивану Васильевичу это по силам, как и его сыну, а ей сложно.

— Доченька, чего мечешься, как зверь в клетке?

— Не могу понять, что происходит! Не знаю, чего ожидать и вообще у меня ничего не получается!

— Как же не получается? Не ты ли сегодня князя от неминуемой смерти спасла? — воскликнула Еленка. — И как прознала-то?

Евдокия набрала воздуха в грудь, чтобы рассказать, как всё сложно было, но молча медленно выдохнула. А Милослава заметила:

— Помните, какие последние слова молвила Глафира? «Не хотела смерти… обманул» — боярыня многозначительно подняла палец вверх.

— А может она хотела сказать «обманула», но ей не хватило сил? — влезла Еленка. —