– Я бы не дала и двух пенсов, – сказала Белл.

– Когда у тебя будет жених, то не знаю, согласишься ли ты показывать всякому его письма к тебе?

– Но если в письме заключаются какие-нибудь особенные лондонские новости, то, мне кажется, нам можно было бы узнать об них, – сказала мистрис Дель.

– А если, мама, в письме нет никаких новостей. Бедняжка, он только что приехал в Лондон, и притом же в это время года какие могут быть в Лондоне новости?

– Видел он дядю Кристофера?

– Едва ли, по крайней мере, он ничего не говорит об этом. Вот когда приедет дядя, тогда мы узнаем все новости. Лондонские новости занимают его больше, чем Адольф.

На этом и прекратился разговор о письме. До этого Лили по нескольку раз перечитывала за завтраком два прежних письма Адольфа, читая их про себя, она вслух произносила некоторые слова и так протяжно и выразительно, что ее мать могла бы тут же записать их. Теперь же Лили даже не показала письма, ее отсутствие, в течение которого она читала его, продолжалось не более двух минут. Мистрис Дель все это видела и знала, что дочь ее еще раз обманулась в своих ожиданиях.

Действительно, в этот день Лили была очень серьезна, но не показывала виду, что она огорчена. Вскоре после завтрака Белл отправилась в пасторский дом, мистрис Дель и младшая дочь остались дома и вместе сидели за каким-то шитьем.

– Мама, – сказала Лили, – когда я уеду в Лондон, то надеюсь, вы и я разлучимся не навсегда.

– Сердцами, душа моя, мы никогда не разлучимся.

– Ах, мама! Этого недостаточно для счастья, хотя, быть может, и весьма довольно для отстранения положительного несчастья. Мне бы хотелось постоянно видеть вас, обнимать вас и ласкать вас, как ласкаю теперь.

Лили подошла к матери и опустилась на колени на подножную подушку.

– Тебе, душа моя, и без меня будет кого ласкать и обнимать, и даже, может быть, многих других.

– Не думаете ли вы сказать, мама, что намерены бросить меня?

– Боже меня упаси, ангел мой. Это уже не матери, которые бросают детей своих. Но что мне-то останется, когда ты и Белл оставите меня одну?

– Нет, мама, мы никогда вас не оставим. В отношении к вам мы всегда останемся теми же, хотя и будем замужем. Я оставляю за собой право находиться здесь, сколько мне вздумается, а взамен этого вы получите право быть у меня сколько вам угодно. Его дом должен быть вашим родным очагом, а не каким-нибудь холодным местом, которое вы можете посещать от времени до времени, надевая лучшие наряды. Вот что я подразумеваю под словами: мы не должны разлучаться.

– Но, Лили…

– Что же, мама?

– Я нисколько не сомневаюсь, что мы будем счастливы вместе, ты и я.

– Вы, кажется, хотели сказать что-то другое.

– Только то, что твой дом будет его домом, и что в нем ты не будешь замечать пустоты и без меня. Замужество дочери всегда влечет за собой грустную разлуку.

– В самом деле, мама?

– По крайней мере, для меня это грустная разлука. Ты не подумай, что я желаю удержать тебя при себе. Весьма естественно вы должны обе выйти замуж и оставить меня. Я надеюсь, что тот, кому ты посвящаешь себя, будет любить и защищать тебя.

Сердце вдовы переполнилось материнской любовью, она отклонилась от Лили, чтобы скрыть свое лицо.

– Мама, мама, я бы не хотела уезжать от вас.

– Нет, Лили, не говори этого. Я не буду довольна жизнью, если не увижу замужем обеих моих дочерей. Мне кажется, это единственный жребий, который может доставить женщине покой и удовольствие. Я хочу, чтобы вы обе были замужем, иначе я была бы самым себялюбивым созданием.

– Белл устроится вблизи вас, вы будете чаще видеть ее и любить ее больше, чем меня.

– Я буду одинаково любить и тебя, и ее.

– Я бы желала, чтобы она тоже вышла замуж за лондонского жителя, тогда бы вы поехали с нами и находились бы вблизи нас. Знаете ли, мама, мне иногда думается, что вам не нравится здешнее место.

– Ваш дядя был так добр, что предоставил его нам.

– Я это знаю, и мы были очень счастливы здесь. Но если Белл оставит вас…

– Тогда и я уеду отсюда. Ваш дядя очень добр, но иногда я чувствую, что его доброта служит для меня бременем, нести которое у меня одной недостанет сил. И что тогда будет привязывать меня к здешнему месту?

Говоря это, мистрис Дель понимала, что «здешнее место» выходило за пределы дома, который она занимала по милости сквайра. Мог ли весь ее мир ограничиваться только этим местом? Каким образом будет она жить, если от нее возьмут обеих дочерей? Она почти уже убедилась, что дом Кросби не будет для нее родным очагом, не будет даже и временным пристанищем, ее визиты туда должны быть непременно того парадного свойства, на который намекала сама Лили. Объяснить все это Лили не представлялось никакой возможности. Она не хотела предрекать, что герой сердца ее дочери будет негостеприимным в отношении матери своей жены, но так и не иначе мистрис Дель понимала характер будущего своего зятя. Увы! ни та, ни другая не знали еще характера мистера Кросби, в противном случае они не стали бы не только говорить, но и думать о его гостеприимстве или негостеприимстве.

После полудня обе сестры снова сидели вместе, Лили была серьезнее обыкновенного. Из всех ее поступков нельзя было не заключить, что свадьба должна состояться в непродолжительном времени и что она приготовлялась разлучиться с домом.

– Скажи, пожалуйста, Белл, отчего это доктор Крофтс не навестит нас?

– Не прошло, мне кажется, и месяца, как он был у нас на вечере.

– Месяца! А было время, когда он являлся к нам почти каждый день.

– Да, когда мама была нездорова.

– Даже и после ее выздоровления. Впрочем, я не должна нарушать обещания, которое ты взяла с меня. О нем вовсе не следует говорить.

– Я ничего подобного не говорила. Ты знаешь, что было тогда на уме у меня, а что было у меня тогда на уме, то это же самое остается и теперь.

– Скоро ли будет на уме у тебя что-нибудь другое? Я бы желала, чтобы это случилось как можно скорее, право бы желала.

– Этого никогда не будет, Лили. Было время, когда я мечтала о докторе Крофтсе, но это была одна мечта. Я знаю это, потому что…

Белл хотела объяснить, что в убеждениях своих она непогрешительна и что с того памятного вечера она узнала, что может полюбить другого человека. Но этот другой человек был мистер Кросби, и потому она замолчала.

– Пусть бы он сам приехал, да расспросил тебя.

– Никогда он этого не сделает. Никогда он не сделает вопроса о вещах подобного рода, если я не подам к тому повода, а повода к этому от меня он никогда не дождется. Он до тех пор не подумает о женитьбе, пока не будет иметь состояния. У него есть достаточно твердости духа, чтобы переносить бедность без всякого сетования, но он не в состоянии будет переносить эту бедность вместе с женой. В этом я совершенно уверена.