В более ухоженной и тенистой части города они остановились у невысокого отеля под названием “Кортес”. Педро помог ей получить номер и велел сидеть в нем и ждать звонка от El Ingeniero. Она вгляделась в лицо Педро, ища признаков тревоги за нее, но он только улыбнулся и пожелал ей получить удовольствие от города.

Она никогда раньше не останавливалась в отеле. В вестибюле и баре, по которым она медленно прошлась с рюкзачком на плече, слышались разговоры на английском и, может быть, на русском. Во дворике росли палисандровые деревья и стоял большой аист из стеклопластика с телефоном-автоматом в животе. Ей показалось, что она видит Андреаса за столиком у бассейна, но это был не он.

Номер отеля, предназначенный ей одной, где ради нее одной сделали уборку, был, может быть, самым шикарным подарком, какой она получала в жизни. В уборной поперек сиденья бумажная полоска с надписью desinfectado, стаканы для питья – в хрустящей чистой бумаге, телевизор, встроенный кондиционер, мини-бар, словом – полная роскошь. Ей вспомнились рассказы одноклассников о гавайских курортах, восторги подруг по колледжу по поводу обслуживания в номерах, вспомнилось, какой обездоленной она чувствовала себя, слушая. Даже семьи из более бедных иногда останавливались в недорогих мотелях. Но ее мать никуда не ездила, и в весенние каникулы, когда однокурсники колесили по дорогам, она, послушная долгу, неизменно приезжала домой в Фелтон.

Она скинула туфли, бросилась на кровать и перекатилась, наслаждаясь чистотой наволочек. Закрыла глаза и увидела шоссе в тропиках с rompemuelles. Она ожидала скорого звонка, но телефон молчал, поэтому она лежала и слушала Арету Франклин. Пыталась смотреть мыльные оперы, но с ее испанским толку было мало. Выпила пива, взяв бутылку из мини-бара, и в конце концов принялась за роман Барбары Кингсолвер[60], который навязала ей Уиллоу. Солнечный свет за окном, смягчаясь, приобретал абрикосовый оттенок, когда позвонил Андреас.

– Очень хорошо, вы на месте.

– Да, – подтвердила Пип. После часов, проведенных в кровати гостиничного номера, ее голос прозвучал чувственно. Уже в том, что он заставил ее немалую часть дня пробыть в постели, было нечто от деревянной ложки.

– У меня был очень долгий разговор с помощником министра обороны.

– Впечатляет. О чем вы говорили?

– Я буду в баре. Вы не могли бы спуститься?

Когда она клала трубку, руки у нее дрожали – целиком, от самых плеч. Вновь ощущение, что понятия не имеешь, где находишься. Она почти видела то, о чем ей говорила мать: нехорошую подоплеку интереса Андреаса к ней. Казалось, все происходит само, помимо ее воли – до того стремительно настал этот момент, до того прямой была линия от анкеты Аннагрет до номера в отеле “Кортес”. Но ведь никто не принуждал ее послать Андреасу электронное письмо. Для приезда в Боливию у нее были свои личные причины, и, если честно, ничего выдающегося, ничего сверхпривлекательного в ней нет. Что, просто-напросто самая слабая овечка в отаре?

Андреас сидел за столом в углу бара и печатал на планшете. По пути к нему до Пип донеслись от стола, где сидели три бизнесмена-американца, слова: “Тони Филд”. Американцы смотрели на Андреаса, и это усугубляло ее смущение, когда она, никому не известная, садилась рядом с ним. Он печатал еще несколько секунд, потом поднял глаза от планшета и улыбнулся ей.

– Итак, – сказал он.

– Вот именно: итак, – отозвалась Пип. – Все это крайне необычно.

– Хотите выпить?

– Нас не выгонят отсюда, если я не буду?

– Конечно, нет.

Она скрестила руки на груди, чтобы они не дрожали, но вместо них теперь задрожал подбородок. Она чувствовала себя абсолютно потерянной.

– У вас страшно испуганный вид, – сказал Андреас. – Пожалуйста, не пугайтесь. Я понимаю, вам все это кажется странным, но поверьте, я вызвал вас сюда исключительно по делу. Мне надо с вами поговорить, но там я не могу. Там целая сеть наблюдения и прослушки, которую я же и создал.

– Всегда есть лес, – возразила Пип. – Кроме меня, там, по-моему, никто не гуляет.

– Доверьтесь мне. Так будет лучше.

– Доверие – пожалуй, противоположное тому, что я чувствую сейчас.

– Повторяю: это по делу, и только. Как вам нравится работать с Уиллоу?

– С Уиллоу? – Она оглянулась через плечо на американцев. Один из них все еще смотрел на Андреаса. – Все как вы обещали. Она ко мне искренне добра. Правда, не уверена, что она сохранит ко мне теплые чувства после того, как я побуду с вами в этом отеле. Коллин точно не сохранит. Я уже здорово скомпрометирована этой поездкой.

Андреас взглянул на американцев и легонько им помахал.

– Тут за углом есть милая churrasquería[61]. В это время дня там почти никого. Хотите перекусить?

– И да и нет.

Идя по улице со Светоносцем, она ощущала за плечами свой глупый рюкзачок и чувствовала себя глупой деревенской девчонкой из долины Сан-Лоренсо. Над головой, перекрикивая шум автобусов и мотороллеров, стайкой пролетели оранжево-зеленые попугаи. Она жалела, что не может улететь с ними. В churrasquería, в уединенном угловом отсеке, Андреас заказал бутылку вина. Она знала, что ей не стоит пить, но не могла воспротивиться.

– Честно вам скажу, – призналась она, когда вино было налито. – Мне неизвестно, почему я здесь, но я не хочу этого узнавать.

– Вы были вольны решать, – сказал он. – Вы не обязаны были ехать.

– Как это – вольна решать? Вы начальник, вы платите мой долг. У вас вся власть. Вы владеете всем, я ничем. Но это не значит, что я хочу быть у вас на особом счету.

Он смотрел, как она пьет, но сам не пил.

– Разве это плохо – быть на особом счету?

– Вы смотрели последнее время какие-нибудь детские фильмы?

– Я высидел “Холодное сердце” с женщиной, с которой встречался.

– Там всё каждый раз крутится вокруг того, что кто-то особый, избранный. “Только ты можешь спасти мир от Зла” – в таком роде. И плевать, что эта избранность теряет всякий смысл, если все мальчики и девочки избранные. Я смотрела эти фильмы и думала про всех неизбранных, про участников массовки. Про тех, кто просто живет в обществе, – ведь это трудная работа. Вот кто для меня близкие люди. Кино надо снимать о них.

Он усмехнулся.

– Вам надо было родиться в Восточной Германии.

– Может быть!

– Вы хотите быть как все. Но что, если это окажется несбыточной мечтой?