– Вы что, не слушали меня в ресторане? Я занимаюсь этим не по своей воле. Я в ловушке. Я ненавижу интернет так же сильно, как ненавидел свою родину.

– Будем считать, что я прослушала.

– Вы себя-то хоть слушаете? Я не потому этим занимаюсь, что по-прежнему верю во что-то. Нет, теперь это я сам. Моя личность.

Он сделал жест, в котором читалось отвращение к себе.

– Не знаю, что вам сказать, – промолвила Пип. – Я уже открыла вам свой секрет. Вы знаете мое настоящее имя.

– В вашем имени нет ничего стыдного.

– В средних классах у меня был период, когда я воровала в магазинах. В десять лет сильно увлеклась мастурбацией.

– Разве это не у всех бывает?

– Ладно, выходит – ничего нет. Я скучная и обыкновенная. Повторяю, вы знали, с кем имеете дело.

Вдруг – она даже плохо поняла, как он преодолел разделявшее их расстояние, – он снова зажал ее в углу. Его губы были у ее уха, ладонь втиснулась между ее ног. Настал странный, насыщенный предчувствием промежуточный момент. Сама не в силах дышать, она слышала его тяжелое дыхание. Потом его рука двинулась вверх, коснулась ее живота и опустилась в джинсы и трусы.

– А это у вас что? – прошептал он ей на ухо. – Разве не тайное местечко?

– Довольно-таки тайное, – подтвердила она с бьющимся сердцем.

– Не это ли путь к тому, чтобы я вам доверял?

Она не могла поверить, что это происходит. Кончик его пальца внедрялся в нее, и не сказать чтобы ее тело говорило “нет”.

– Не знаю, – прошептала она. – Может быть.

– Вы мне это разрешаете?

– Гм…

– Просто скажите мне, чего вам хочется.

Она не знала, что сказать, но что-то сказать, вероятно, следовало, ибо в отсутствие возражений он свободной рукой расстегивал ей джинсы.

– Я знаю, что я на это напрашивалась, – прошептала она. – Но…

Он откинул голову назад. Его глаза блестели алчущим блеском.

– Но что?

– Ну… – произнесла она со смущением. – Разве не принято до того, как лезть в девушку пальцем, поцеловать ее?

– Вам этого хочется? Поцелуя?

– Ну, вот прямо сейчас, если выбирать между одним и другим, пожалуй, да.

Он поднял ладони и сложил их чашечкой вокруг ее щек. Она почувствовала свой собственный интимный запах и, кроме него, его мужской телесный дух, не неприятный, в котором чудилось что-то европейское. Она закрыла глаза для поцелуя. Но когда получила его, он не вызвал в ней отклика. Почему-то оказался не тем, чего ей хотелось. Ее веки поднялись, и она увидела, что он глядит ей в глаза.

– Поверьте мне, я не ради этого вызвал вас сюда, – сказал он.

– Вы уверены, что хотите этого именно сейчас?

– Совсем честно? Чего я по-настоящему хочу – это поцеловать другое место вашего тела.

– Ничего себе.

– Вам это должно понравиться. И потом вы сможете уехать, а я смогу вам доверять.

– Вы всегда так с женщинами? У вас и с Тони Филд так было?

Он покачал головой.

– Я же вам говорил. В таких сделках я не являюсь собой. Вам я открываю свое истинное “я”, потому что хочу, чтобы мы друг другу доверяли.

– Ладно, но, простите, не понимаю: как это поможет вам доверять мне?

– Вы сами это сказали. Если Коллин станет известно, она вас не простит. И ни одна из практиканток не простит. Я хочу, чтобы у вас был секрет, который знаю я один.

Она нахмурилась, стараясь уразуметь его логику.

– Подáрите мне этот секрет? – Он снова обнял ладонями ее щеки. – Пойдемте, ляжем вместе.

– Может быть, лучше будет, если я поеду.

– Ведь вы сами захотели подняться в номер. Вы сами заставили меня прийти к вам.

– Вы правы. Я сама.

– Поэтому ложитесь. Тот, кем я являюсь на самом деле, это человек, который хочет войти в вас языком. Позволите мне это? Позвольте, очень вас прошу.

Почему она пошла за ним к кровати? Чтобы быть храброй. Чтобы принять правила игры, диктуемые номером отеля. Чтобы отомстить равнодушным мужчинам в Окленде. Чтобы сделать ровно то, чего боялась ее мать. Чтобы наказать Коллин за более сильные чувства к Андреасу, чем к ней. Чтобы стать женщиной, которая приехала в Южную Америку и заполучила в любовники знаменитого, могущественного мужчину. У нее не было недостатка в сомнительных причинах, и сейчас, на кровати, когда он, не форсируя событий, целовал ее в глаза и гладил по голове, целовал в шею, расстегивал на ней рубашку, помогал снять лифчик, касался грудей взглядом, пальцами, губами, нежно спускал с ее бедер джинсы, еще нежней трусы, – все эти причины пребывали в гармонии. Она чувствовала, как дрожат у нее на бедрах его руки, чувствовала, как он возбужден, и это было нечто – это было колоссально много. Похоже, ему на самом деле нужно было ее тайное местечко, и не столько умелые negocitos[62]его губ и языка, сколько сознание этой нужности заставило ее кончить так горячо, так неистово.

Но когда все было позади, вернулась ее неприязнь к нему. Она была смущена и чувствовала себя грязной. Он целовал ее в щеки, в шею, благодаря ее. Она знала, чего требует от нее вежливость, и неослабевающая настоятельность его поцелуев говорила ей, что он этого хочет. Отказать будет эгоистично и неестественно с ее стороны. Но она ничего не могла поделать; трахаться, преодолевая неприязнь, – нет, она не была к этому готова.

– Мне очень жаль, – сказала она, мягко отстраняя его.

– Тебе не должно быть жаль. – Он надвинулся на нее, его ноги в брюках вклинились между ее голых ног. – Ты замечательная. Ты всё, на что я мог надеяться.

– Нет, это было здорово. Грандиозно. Я никогда так быстро и бурно не кончала. Это было просто… сама не знаю что.

– Боже ты мой, – произнес он, закрывая глаза. Взял в руки ее голову, а внизу слегка надавил тем, что бугрилось у него под брюками. – Боже ты мой, Пип. Боже ты мой.

– Но, гм… – Она опять попыталась оттолкнуть его. – Я думаю, мне надо поехать сейчас. Вы сами сказали, что я смогу после этого поехать.

– Мы с Педро придумали легенду, что сломался мост машины. У нас несколько часов, если ты захочешь.

– Я пытаюсь быть честной. Разве не в этом смысл того, что мы здесь?

Он, похоже, сразу постарался стереть то выражение, что возникло на его лице: оно исчезло почти мгновенно, уступив место его обычной улыбке. Но на миг она это увидела: он сумасшедший. Точно в плохом сне – во сне, где внезапно вспоминаешь нечто забытое, скверное, наполняющее чувством вины, – ей пришло в голову, что он ведь убил человека. Да, убил, это не выдумка.