– Мэри!

– Элеонора!

Звучание этих голосов сказало все. Мне не нужно было смотреть в их сторону, чтобы понять, что мисс Элеонора бросилась к ногам сестры и что сестра подняла ее. Мне не нужно было слышать: «Я слишком виновата перед тобой! Ты никогда не простишь меня!», за которым последовало тихое: «Мне так стыдно, что я могу простить что угодно!» – чтобы понять, что тень длиною в жизнь между ними рассеялась, как дымка, и что в будущем их ждут дни взаимного доверия и приязни.

Через полчаса или около того я услышал, как тихо открылась дверь и в приемную, куда я удалился, вошла мисс Мэри с лицом, озаренным искренним смирением. Признаюсь, я был удивлен тем, как смягчилась ее возвышенная красота. Промолвив про себя: «Будь благословен очищающий стыд», я шагнул к ней и протянул руку жестом уважения и сочувствия, которых, думал, уже никогда не буду испытывать к ней.

Это, похоже, ее тронуло. Густо покраснев, она подошла ко мне со словами:

– Я пришла сказать спасибо. До этого вечера я не понимала, как сильно мне нужно вас благодарить, но сейчас я не могу говорить об этом. Я хочу, чтобы вы пошли со мной и помогли уговорить Элеонору принять дядино состояние из моих рук. Это ее деньги, понимаете. Они предназначались ей и достались бы ей, если…

– Подождите, – сказал я, и почему-то от этой просьбы меня бросило в дрожь. – Вы хорошо подумали? Вы хотите передать свое состояние в руки двоюродной сестры?

Вида мисс Мэри было достаточно, чтобы понять ответ, даже если бы она не произнесла:

– Как вы можете спрашивать?

Когда мы вошли в гостиную, рядом с мисс Элеонорой сидел мистер Клеверинг. При виде нас он встал, отвел меня в сторону и прошептал:

– Мистер Рэймонд, прежде чем мы начнем расшаркиваться друг перед другом, позвольте принести вам свои извинения. У вас находится документ, который не должен был к вам попасть. К тому поступку меня подтолкнула ошибка, и сейчас я горько сожалею о нем, понимая, насколько это было оскорбительно. Если вы примите во внимание мое душевное состояние в то время и простите меня, я буду перед вами в вечном долгу, если же нет…

– Мистер Клеверинг, ни слова больше. То, что случилось в тот день, осталось в прошлом, а что касается меня, то я хочу забыть его как можно скорее. Перед нами открыто будущее, не стоит жить минувшими бедами.

И обменявшись взглядами взаимного понимания и дружбы, мы поспешили присоединиться к леди.

О последовавшем разговоре стоит упомянуть только, чем он закончился. Поскольку мисс Элеонора наотрез отказалась принимать запятнанную кровью собственность, в конце концов было решено, что ее следует пустить на основание и поддержание благотворительного общества достаточно широкого размаха, чтобы приносить пользу городу и живущим в нем нищим. Когда с этим было покончено, наши мысли обратились к друзьям, в особенности к мистеру Вили.

– Ему нужно рассказать всю правду, – сказала мисс Мэри. – Он горевал с нами, как родной отец.

И, снедаемая раскаянием, она хотела взять на себя эту нерадостную обязанность, но мисс Элеонора со своим всегдашним великодушием остановила ее.

– Нет, Мэри, – сказала она. – Ты уже достаточно настрадалась. Пойдем мы с мистером Рэймондом.

И оставив их с озаренными надеждой и верой лицами, мы вышли в ночь и в сон, от которого я так и не пробудился, хотя сияние милых глаз уже много-много месяцев служит мне в жизни путеводной звездой.

Иногда сыщик, занимаясь одним преступлением, случайно раскрывает совсем другое. Однако вряд ли когда-либо это случалось более неожиданно и при обстоятельствах более необычных, чем в том случае, о котором я хочу рассказать.

Некоторое время вашингтонские власти ставили в тупик ловкие проделки банды фальшивомонетчиков, которая наводнила западную часть Массачусетса поддельными казначейскими билетами. Лучшие умы Секретной службы были брошены на это дело, но все тщетно, и вот однажды в Вашингтон прибыло сообщение о том, что в Брандоне, штат Массачусетс, местная почта ежедневно получает подозрительного вида письма, на которых вместо имени адресата значится просто X. Y. Z., и, поскольку имелась слабая надежда на то, что наконец-то появилась какая-то зацепка в деле фальшивомонетчиков, я был отправлен на север провести расследование.

Было это в июне 1881 года, и погода стояла просто замечательная. Сойдя с поезда в Брандоне и посмотрев на длинную прямую улицу, обсаженную с обеих сторон кленами, свежо и красиво поблескивавшими листьями на полуденном солнышке, я подумал, что в жизни не видел такого прелестного городка и не приступал к делу с таким легким, полным надежды сердцем.

Решив не откладывать дело в долгий ящик, я направился прямиком к почтовому отделению и там, найдя общий язык с почтмейстером, сразу же взялся за изучение корреспонденции загадочного X. Y. Z.

Я обнаружил, что состоит она исключительно из писем. Было их около дюжины, и все, за исключением одного, не отличались внешним видом и манерой написания адреса, хотя и были подписаны разными почерками и отправлены из различных городов Новой Англии. Исключение, о котором я упомянул, имело приписку в левом нижнем углу: «До востребования». Складывая письма стопкой перед тем, как кинуть их обратно в ящик, я обратил внимание, что это, к тому же, единственное письмо в голубом конверте, остальные были кремовыми разных оттенков и темно-желтыми.

– Кто обычно забирает письма? – спросил я почтмейстера.

– Имени его я не знаю, – ответил тот. – Дело в том, что его здесь никто не знает. Как правило, он приезжает под вечер в коляске, спрашивает письма для X. Y. Z., получив их, стегает лошадь и уезжает, прежде чем кто-то успевает вымолвить слово.

– Опишите его, – попросил я.

– Ну, очень худой, даже тощий. Весь какой-то нескладный. Лицо бледное, нездорового оттенка. Если бы не глаза, цепкие, горящие, я бы назвал его совершенно безобидным существом.

Такой тип людей был мне известен.

– Я бы хотел встретиться с ним, – сказал я.

– Тогда дождитесь вечера, – ответил почтмейстер. – Он всегда приходит, когда начинает смеркаться. Заходите часиков в семь, а я прослежу, чтобы у вас была возможность передать ему почту.

Я согласно кивнул и вышел со двора, приспособленного для почтовых нужд. У калитки я едва не столкнулся с молодым человеком, спешившим с другой стороны.

– О, простите! – воскликнул он, и я повернулся посмотреть на него – таким вежливым был его тон и таким непринужденным полупоклон, которым он сопроводил это простое извинение.

Он подошел к окошку, ожидая своей почты. Приятной внешности молодой человек, хорошо сложенный, с красивым лицом, но беспокойными глазами, на настороженное и одновременно тревожное выражение лица которого я не мог не обратить внимания, даже бросив на него всего один беглый взгляд.