Однако Лисицына было не остановить. Так как природоохранная прокуратура и Следственный комитет явно пытались спустить дело на тормозах, он нашел союзников в лице погранслужбы ФСБ (которая, вообще-то, по закону как раз должна была осуществлять контроль за выловом водных биоресурсов). Они разработали новую стратегию, и пунктом первым в ней было снова привезти в Среднюю экспертов, чтобы определить возраст и популяционную принадлежность, поскольку от Следственного комитета так и не удалось добиться отмены подписки о неразглашении и выдачи собранных проб кожи.

На этот раз отвертеться от поездки в «китовую тюрьму» мне не удалось – ее назначили на январь, все отчеты были уже сданы, а в университете заканчивалась сессия и начинались студенческие каникулы. Мы с Таней Ивкович ехали как эксперты по косаткам, Ольга Шпак и Ольга Русскова – по белухам, также с нами отправилась микробиолог Татьяна Денисенко, а во Владивостоке к нам присоединился Сергей Рязанов.

В аэропорту Владивостока нас встретила целая толпа мужиков, из которых я знала только Сергея, Лисицына и Славу Козлова из «Бумеранга». Первым делом нас прямо с багажом препроводили в служебную часть аэропорта, в таинственную комнату в отделе погранслужбы ФСБ. Мучительно пытаясь не заснуть (в Москве была уже глубокая ночь), я слушала какой-то инструктаж от новых союзников. В числе прочего нам рекомендовали по максимуму держать нашу миссию в секрете, не писать о ней в соцсетях и не сообщать ничего жителям поселка, в котором мы остановимся. Правда, там единственными местными жителями, пожелавшими свести с нами знакомство, оказались два больших улыбчивых пса, ненавязчиво осведомившихся, нет ли чего пожрать. Тем не менее в тот же день на местном новостном сайте появилась статья о том, что в «китовую тюрьму» едет с ревизией группа специалистов, с перечислением всех наших фамилий и мест работы. Вероятно, с собаками все-таки стоило быть поосторожнее.

С утра Лисицын сообщил нам, что в «китовой тюрьме» изо всех сил готовятся к нашему появлению – владельцы срочно наняли во Владивостоке группу девушек и везут их на автобусе в Среднюю, чтобы устроить там к нашему приезду пикет против продавшихся Западу ученых. В эту группу ухитрилась затесаться подруга приморской зоозащитницы Нины Зыряновой, и она прямо по ходу дела сообщала обо всех перемещениях автобуса и скидывала аудиозаписи инструктажа для пикетчиц. В итоге пограничники по своим каналам связались с полицией и попросили остановить и досмотреть автобус, так что к воротам «китовой тюрьмы» он прибыл позже нас, и мы пропустили все веселье.

Выезжали мы из поселка затемно, чтобы встретиться со стартовавшими из Владивостока пограничниками у поворота на Среднюю в восемь утра. К этому времени все мероприятие приобрело уже несколько драматический оттенок, как завязка в блокбастере. Под покровом тьмы мы двигались к условленному месту, а добравшись туда, обнаружили, что пограничники привезли с собой два автобуса спецназа. Было несколько непривычно оказаться с бойцами спецназа на одной стороне, но они были очень весомым аргументом в переговорах с хозяевами «китовой тюрьмы». В итоге нас впустили туда почти без задержек.

Изнутри база в Средней выглядит как обычная дальневосточная промзона – унылые здания из серого кирпича, какие-то вагончики, ржавые обломки невыясненного назначения и бесконечные заборы. Вольеры с косатками и белухами окружали целых три уровня защиты. Первым была бетонная стена с мощными воротами, окружавшая всю территорию базы. Затем шел отгораживающий зону вокруг пирса забор с калиткой, над которой болталась фигурка повесившегося человека-паука. За ним были домики для сортировки рыбы, другие подсобные сооружения и ряд металлических контейнеров, в которых животных везли из Сахалинского залива. Последний пропускной пункт вел непосредственно на пирс, возле которого были пришвартованы плавучие вольеры. Высокая стена делила пирс пополам – на той стороне была территория ТИНРО-центра, где содержались пойманные и подготовленные к продаже тюлени.

Как водится, сначала минут сорок мы просто тупо толкались на месте и мерзли, ожидая, когда координаторы мероприятия договорятся о дальнейших действиях. Никто толком не понимал, кто у нас главный: вроде бы командовать всем должны были пограничники, но они постоянно кивали на Лисицына, а когда тот пытался руководить, «китовые тюремщики» его не слушались, признавая лишь авторитет фээсбэшников. Мимо нас, мрачно зыркая в нашу сторону, ходили служители, периодически отпуская какие-нибудь нелицеприятные комментарии. Среди них Слава Козлов узнал тех, кто в августе разгромил лагерь «Друзей океана» в Сахалинском заливе.

Но вот наконец все обсуждения закончились, нам дают команду заходить внутрь косаточьих «парников». Внутри чуть теплее, чем снаружи, и это приносит некоторое облегчение, так как я уже изрядно задубела, стоя на морозе, а нам предстоит провести тут весь этот и следующий день. В вольере три маленькие косатки, и Таня Ивкович представляет нам своих старых знакомых – она разобрала ноябрьские фотографии и теперь знает всех пленников в лицо. Самая младшая, с широким треугольным плавником, слегка волнистым по заднему краю, – Александра. Чуть побольше, со шрамами от зубов и облезающей кожей на полспины, – Кирилл. Самый крупный, с круглым следом от укуса светящейся акулы на седловидном пятне, – Витас. Все трое еще совсем детеныши – Александре около года, Кириллу около двух, Витасу – между двумя и тремя. Хуже всех выглядит Кирилл – он мало плавает и постоянно висит в углу вольера, уткнувшись носом в сетку. Александра и Витас тоже часто зависают рядом с ним, но ненадолго, а затем снова отправляются кружить по вольеру.

Зависание на поверхности воды – плохой признак для недавно пойманной косатки, а для обитателей «китовой тюрьмы» это нехорошо еще и потому, что увеличивает время пребывания спины и плавника на морозном воздухе. Температура в вольерах хоть и выше, чем снаружи, но ниже нуля, и на воде по краям вольера плавает ледяная каша. Кирилл явно болен – он висит на месте почти все время, а со спины у него клочьями слезает кожа – вероятнее всего, вследствие обморожения. Ольга Русскова опытным взглядом ветеринара отмечает следы инъекций и «осторожное» дыхание, характерное для дельфинов, когда у них что-то болит.

Совсем рядом расположены еще два вольера, точно такие же, как этот, – крытые поликарбонатом, придающим им сходство с гигантскими парниками, с основой из плавающих в море понтонов, к которым прикреплена сетка. До дна она не доходит, но, судя по всему, идет вниз достаточно глубоко – во всяком случае, косатки в двух других вольерах регулярно погружаются на глубину и проводят там какое-то время, то ли играя, то ли прислушиваясь к подводным звукам. Эти косатки старше и выглядят лучше.

Наша первоочередная задача – собрать пробы кожи. Местный персонал помогать не собирается, но с нами приехал тренер из Приморского океанариума Владимир Сиренко. Он спускается на пластиковый плотик, который расположен ниже уровня металлических понтонов и позволяет дотянуться до поверхности воды. Сиренко садится на колени и начинает хлопать по воде ладонью. Он раньше не имел дела с косатками и, видно, немного опасается их. Однако еще больше он опасается прилюдно дать слабину, поэтому уже через несколько минут победно поглаживает детенышей по глянцевым черным носам.