Тем не менее «левым» очень быстро пришлось осознать, что интересы других политических сил не совпадают с их интересами. Дискутируя весь июль о свободе печати, неоякобинцы так и не добились утверждения Советом старейшин их варианта закона, подтверждающего статью 353 Конституции и ограничивающего лишь злоупотребления этой свободой. В итоге соответствующая статья закона от 19 фрюктидора V года была отменена, но проблему так и не решили. 27 мессидора (15 июля) неоякобинцы предприняли попытку обвинить четырех бывших Директоров – Мерлена, Ребеля, Трейяра и Ларевельера-Лепо – и тем самым создать прецедент своего рода ответственности министров перед парламентом. Обвинения были разнообразными, но ни одно из них так и не набрало требуемого количества голосов. Ничем закончились и споры вокруг свободы собраний, а также того, как правильно истолковывать статьи 362–364 Конституции, ограничивавшие права народных обществ.

Более того, в самый разгар дискуссии непомерные амбиции Клуба Манежа окончательно испугали и власти, и парижан: вначале его вынудили переехать в другое помещение, а 26 термидора (13 августа) и вовсе закрыли по распоряжению министра полиции. Вслед за ним стали закрываться и конституционные кружки в провинции. Об обвинениях в адрес бывших Директоров больше не вспоминали. 28 фрюктидора (14 сентября) не получилось и объявить «Отечество в опасности», как предлагал Журдан; в тот же день потерял свой пост Бернадот. Одновременно последовала серия отставок в министерствах, куда «левым» удалось продвинуть своих людей.

Все это послужило показателем того, что неоякобинцы потеряли влияние на своих коллег. Тот потенциал «обновления», который был создан 30 прериаля, оказался исчерпан.

Разработанный лордом Гренвилем план разгрома Франции и ее поражения на фронтах заставили роялистов удвоить усилия. Окружению Людовика XVIII реставрация монархии казалась столь близкой, что в мае – июне 1799 года королем была создана новая структура – Временный королевский совет, которому предстояло управлять страной до тех пор, пока один из принцев не прибудет на французскую землю.

Летом 1799 года выходившая в Англии газета французских эмигрантов писала о том, что Директория в упадке, слаба, авторитет ее низок:

Ситуацию еще больше обострили активные действия неоякобинцев, массовый призыв в армию и «Закон о заложниках». Эти меры вызвали всеобщее недовольство, чем не преминули воспользоваться роялисты. В начале августа разразился роялистский мятеж в Тулузе, провинции юга вспыхивали одна за другой. Поднялись Бордо, Ланды, Нижние Пиренеи. В середине октября полыхнула Вандея, хотя размах военных действий и оказался там куда скромнее, чем во время первой и второй вандейских войн.

Во многом это было результатом тех усилий, которые предпринимал Людовик XVIII в предыдущие годы, заботясь о том, чтобы у роялистского подполья были деньги и оружие. Еще в январе 1796 года он говорил, что «зубы дракона посеяны», – теперь же они взошли. Казалось, вот-вот восстание станет всеобщим.

В донесениях английских информаторов говорилось, что у Республики уже нет сил на то, чтобы подавить мятежи внутри страны:

Роялисты были настроены не упустить свой шанс и одновременно с подготовкой восстаний и координацией действий со странами Второй антифранцузской коалиции пытались договориться с теми республиканцами, кто мог бы оказать им бесценную поддержку. Так, с начала 1799 года велись переговоры с Баррасом, который сам инициировал их, предложив свои услуги в обмен на деньги и прощение. В июле Людовик XVIII отправил ему патентные письма, обещавшие прощение и компенсацию – жалование Директора за два года, то есть около 12 миллионов турских ливров, включая два миллиона для его соратников. Однако эта интрига так ничем и не закончилась. Другие планы были связаны с генералом Пишегрю, хотя в окружении Людовика XVIII и не было единства по вопросу о том, стоит ли его использовать, и если да, то в каком качестве. Сам король одно время вынашивал планы поставить Пишегрю во главе русских войск, которые бы предоставил Павел I.

С середины 1797 года велись и переговоры с Бонапартом. Первый раз на него вышли через окружение его брата Жозефа. Тогда королю передали, что генерал в принципе согласен перейти на его сторону, но хотел бы получить соответствующие заверения за подписью самого Людовика XVIII. После 18 фрюктидора роялисты были в недоумении, но снова попытались вступить в контакт с популярным генералом – на сей раз через окружение Жозефины Богарне. Однако время шло, и Наполеон успел отбыть в Египет. Когда же до Митавы дошли сведения, что он оттуда вернулся, и король хотел начать новый раунд переговоров, было уже поздно.

Происходившее во Франции убеждало Людовика XVIII, что требуется лишь последнее, решающее усилие – и король с триумфом вернется в свою страну. Это заставляло не просто обрисовывать общие контуры будущего политического режима, но и задумываться о его конкретных деталях. Так в 1799 году в окружении короля и при его непосредственном участии был создан большой корпус документов, позволяющих нам судить, что принесла бы Франции реставрация монархии.

Эти многочисленные декларации, проекты, инструкции агентам и письма свидетельствуют о том, что вопреки распространенной в исторической литературе точке зрения ни сам Людовик XVIII, ни его соратники не стремились к возвращению Старого порядка. И не только потому, что понимали невозможность этого. Революция разрубила немало гордиевых узлов, которые оказалось не под силу развязать ни Людовику XIV, ни Людовику XV, ни тем более Людовику XVI. Один из министров Людовика XVIII писал:

Основные цели королевской власти обозначались в проектах 1799 года весьма лаконично: «Простить, восстановить умеренную мудростью монархию, исправить злоупотребления и предотвратить их возвращение». Что именно нужно будет сохранить из появившихся за революционное десятилетие установлений и институтов, Людовику XVIII было не до конца понятно, и он стремился избегать конкретики, пока не окажется на территории страны: