То, что вы читаете, влияет на вашу жизнь: история экзистенциализма, распространившегося по миру в пятидесятые и шестидесятые годы, подтверждает это больше, чем любая другая современная философия. Подпитывая феминизм, борьбу за права ЛГБТ, разрушение классовых барьеров, антирасистскую и антиколониальную борьбу, экзистенциализм помог фундаментальным образом изменить основы нашего сегодняшнего существования. В то же время он вдохновлял на поиски более личных форм освобождения. Сартр призывал к новой экзистенциалистской психотерапии, и она была создана к 1950-м годам, когда терапевты стремились лечить пациентов как личностей, борющихся с вопросами смысла и выбора, а не больных с набором симптомов. Швейцарские психиатры Медард Босс и Людвиг Бинсвангер разработали «Дазайн-анализ», основанный на идеях Хайдеггера; позднее идеи Сартра приобрели влияние в США и Великобритании. Ролло Мэй и Ирвин Ялом работали в откровенно экзистенциалистских рамках, и схожими идеями руководствовались «антипсихиатры», такие как Р. Д. Лаинг, а также «логотерапевт» Виктор Франкл, чей опыт пребывания в нацистском концентрационном лагере привел его к выводу, что потребность человека в смысле является почти такой же жизненно важной, как потребность в еде или сне.

Эти движения черпали энергию из более общего стремления к смыслу и самореализации среди молодежи, особенно в Америке. После войны многие жили настолько мирной жизнью, насколько могли, осознавая ценность стабильной работы и дома в пригороде с зеленью и свежим воздухом. Некоторым ветеранам было трудно адаптироваться, и они просто хотели наслаждаться тем, что мир мог им предложить. Их дети росли, пользуясь этими благами, но в подростковом возрасте задумались, есть ли в жизни нечто большее, чем стрижка газона и приветливое помахивание соседям. Они восстали против узколобого политического порядка Америки времен холодной войны с его смесью комфорта и паранойи. Как Холден Колфилд из романа Дж. Д. Сэлинджера «Над пропастью во ржи»[83], они решили, что точно не хотят быть фальшивыми.

Затем пришло десятилетие так называемых «драм подлинности». Они варьировались от писателей-битников с их рассуждениями о беспокойстве или зависимости до фильмов о недовольстве поколений, таких как «Бунтарь без причины» (1955) или, во Франции, À bout de souffle (1960) Жан-Люка Годара. Экзистенциализм иногда признавался, хотя и с иронией. Фильм Марселя Карне 1958 года Les tricheurs — это басня, в которой двое молодых нигилистов с Левого берега настолько тусовочны и полиаморны, что не замечают, как влюбляются и скатываются в буржуазный брак. В фильме «Забавная мордашка» (1957) героиня Одри Хэпберн отправляется в парижский ночной клуб в поисках известного философа, увлекается музыкой и исполняет дикий экзистенциалистский танец. Но ее тоже благополучно выдают замуж — за стареющего Фреда Астера.

Другие фильмы и романы более жестко отвергали старые порядки — например, роман Слоана Уилсона «Человек в сером фланелевом костюме» 1955 года. Его герой, ветеран войны, пытается вписаться в жизнь своего пригорода и принять свою бессмысленную конторскую работу, на которой он просто отсиживает часы за бессмысленными задачами. В конце концов он начинает искать настоящий образ жизни, отказываясь от безопасности. Название стало чем-то вроде крылатой фразы, особенно после того, как по книге был снят фильм с Грегори Пеком в главной роли. Как вспоминал Слоан Уилсон, руководители стали носить на работу (идентичную) спортивную одежду вместо серых костюмов — просто чтобы доказать, что они, в отличие от всех остальных конформистов, являются свободными и подлинными личностями.

В романе Джорджа Оруэлла «1984» была установлена ключевая связь между конформистской культурой и технологическим контролем; теперь эту тему подхватили другие писатели. Малоизвестный роман Дэвида Карпа «Один» (1953) происходит в обществе, которое принуждает к полному психологическому единообразию. Героя арестовывают после того, как государство обнаруживает в нем признаки индивидуализма настолько тонкие, что даже он сам их не заметил. Его мягко, но уверенно перевоспитывают — это скорее успокаивающий, медикаментозный процесс, чем конфронтационный, и от этого еще более страшный.

Другие драмы также связывают страх перед технологиями с опасением, что люди могут быть низведены до уровня муравьеподобных существ, не имеющих ни силы, ни ценности. В одной из предыдущих глав Хайдеггера я упоминала один из моих любимых фильмов, «Невероятный уменьшающийся человек» 1957 года — это техно-ужас, а также экзистенциальная драма. Все начинается с того, что герой попадает в облако радиоактивных осадков в море. Вернувшись домой, он начинает уменьшаться, теряя размер и достоинство, пока не становится размером с пылинку. Он не может остановить происходящее, хотя использует все имеющиеся в его распоряжении инструменты и приспособления, чтобы выжить, и в итоге оказывается крошечной фигуркой в траве, взирающей на необъятную Вселенную. Другие фильмы 1950-х годов аналогичным образом связывали близнецы хайдеггерианских ужасов утраченной подлинности и сверхъестественной технологии, включая такие как «Вторжение похитителей тел» (1956), которые чаще всего читаются просто как выражение антикоммунизма времен холодной войны. В таких фильмах, как «Годзилла» и «Они» (оба 1954), кальмары, пиявки, скорпионы, крабы, радиоактивные муравьи и другие кошмарные существа выходят из опустошенной, разрушенной земли, чтобы отомстить. Интригующе читать лекцию Хайдеггера «Вопрос о технике» с ее разговорами о «чудовищном» и «ужасном» в человеке, о вмешательстве в природу и исчерпании ресурсов, если иметь в виду, что в том же году вышла и «Годзилла».

Наряду с художественной литературой появился новый вид нон-фикшн, в котором социолог, психолог или философ предстают экзистенциалистскими бунтарями. Дэвид Рисман возглавил этот процесс своим исследованием современного отчуждения «Одинокая толпа» в 1950 году. В 1956 году последовал шквал исследований: «Представление себя другим в повседневной жизни»[84] Ирвинга Гофмана, «Человек организации» Уильяма Уайта и «Взросление абсурда» Пола Гудмана. Самое драматичное произведение экзистенциалистской нон-фикшн было написано чуть позже членом старой гвардии — Ханной Арендт. Ее работа 1963 года «Банальность зла»[85], начатая как статья в New Yorker и переросшая в книгу, была посвящена иерусалимскому суду над Адольфом Эйхманом, организатором Холокоста. Присутствуя на суде и наблюдая за его пустой реакцией, Арендт интерпретировала его как окончательного «человека в сером костюме». По ее мнению, он был бездумным бюрократом, настолько порабощенным хайдеггеровским «das Man», что утратил всякую человеческую индивидуальность и ответственность, — явление, которое она назвала «банальностью зла». Ее интерпретация, как и другие аспекты книги, была спорной, но она увлекла аудиторию, которая страшилась не крайних убеждений, а совсем наоборот: опасалась безликого, бездумного конформизма. Отчасти в ответ на работу Арендт Стэнли Милгрэм и Филипп Зимбардо провели эксперименты, показывающие, насколько далеко могут зайти люди, подчиняясь приказам. Результаты были тревожными: казалось, что почти каждый готов применить пытки, если это прикажет достаточно авторитетная фигура.

Не вся полемика против