Увидев меня, он приказал всем разойтись. „Борис Исаевич, что случилось, расскажи“. Сел, честно рассказал: „Почти три года тушили факел и не могли потушить. Министр геологии СССР пообещал: кто потушит факел, тем выделяю четыре автомашины ‘Чайка’ и десять штук ‘Волга-21’ в качестве премии“. Когда привлекли вас — работников МСМ, на совещании в Москве было принято решение пробурить наклонную скважину на глубине примерно 1500 метров, подойти к стволу горящей скважины, опустить заряд и подорвать, пережать скважину и потушить факел.

И вот решили (геологи. — В. М.), а может быть, сделаем мы, только вместо атомного заряда зальем две тонны жидкого взрывчатого химвещества и подорвем. Благо нашелся и специалист по взрывчатым веществам из Раменского — Григорян. Решили, стали делать. Только начальству не докладывали, хотели преподнести сюрприз. Работы шли параллельно с вашими. И вот, когда вы спрашивали, что мы делаем на этой буровой, почему не тампонируем, — мы срочно заливали в нее жидкое взрывчатое вещество. Вчера залили и ночью стали спускать детонатор с часовым механизмом. В чем причина случившегося, не знаю: или Григорян поставил часовой механизм не на 24 часа, а на 4, или еще что-то, но произошел взрыв!

Как рассказали буровики, спускавшие на трубах детонатор, все шло хорошо, но к концу спуска услышали гул в скважине, они — бежать. Спускная колонна полетела вверх, ломая буровую вышку; счастье, что она полетела в противоположную сторону, так как на другой стороне, на высоте, стояли два буровика, выполнявшие крепление спускных штанг. Могли быть жертвы. „Вот теперь, видимо, я и получу ‘Чайку’!“ — с горечью резюмировал Быков»[131].

Естественно, что подобное происшествие не могло быть скрыто, тем более что на карту был поставлен успех эксперимента. Дошло до министра Е. П. Славского. Разговор был такой, что не пожелаешь никому.

Срочно приказано скважину затампонировать и готовиться к опыту. Изделие уже было подготовлено к спуску. Но сначала провели опыт с макетом. После подъема макета из скважины ее ствол вновь был проработан, заменены кабели подрыва и контроля, дополнительно на спускной колонне поставили центраторы, то есть учли все недостатки, обнаруженные при спуске макета. Скважину охладили до температуры 40 градусов Цельсия. И вновь задержка. Геологи (судя по всему, по инициативе Б. И. Быкова) решили спустить термометр, чтобы замерить температуру на забое (где размещается заряд. — В. М.) скважины. Испытатели (И. Ф. Турчин) категорически возражали. Температуру уже замеряли при спуске макета изделия, а новое измерение только затянет время. К тому же термометр — это не тот градусник, который мы себе представляем. Он вмонтирован в отрезок железной трубы диаметром 30 и длиной 400 миллиметров, а диаметр скважины в не-обсаженной части 451 миллиметр, и никто не поручится, что где-то на малейшем изгибе он не застрянет, и обратно его не вытянешь, оборвется трос. Протолкнуть застрявший термометр на забой колонной с изделием нельзя, так как масса изделия 900 килограммов, а масса спускной колонны несколько тонн, изделие будет раздавлено. После долгого спора возражения испытателей не были приняты. Однако все произошло именно так, как они предполагали. Трос оборвался, отрезок трубы остался в скважине. Точно установить, где он там остался, по обрывку троса сложно. После дебатов, если то, как они проходили, можно назвать таким словом, Е. А. Негин принимает решение спускать изделие в скважину в надежде, что отрезок трубы с термометром находится на забое, как уверяет Быков.

И опять очень интересный эпизод, характеризующий среду и атмосферу, в которой осуществляются очень важные дела в реальной жизни, а не в коридорах министерств. При спуске изделия в скважину важно всегда тщательно контролировать крепление кабелей подрыва и контроля к спускной колонне. Их крепят специальными шкимками сами буровики. Ответственный за режим и секретность подбирает лиц, которые будут выполнять эти работы. И вот парадокс. Перед взрывом И. Ф. Турчин получает список, а в нем бригада буровиков двадцать пять человек и — все освобожденные из заключения, отбывавшие разные сроки: от 15 до 25 лет. Вот тебе и особая секретность! Времени, чтобы подобрать других, нет. И. Ф. Турчин проводит инструктаж, коротко рассказывает о характере опыта, сообщает, что взрывается обычное химическое взрывчатое вещество, чтобы не было у них страха.

«На улице жара, солнце печет, они лежат все под навесом почти голые — только в трусах. Все двадцать пять молодцов крепкого телосложения — здоровяки, красавцы, загорелые, и все татуированы различными и очень красивыми „картинками“. Это меня поразило. Я впервые встретил такое. Встали, поздоровались, познакомились. Начал беседу. Когда я сказал, что взрываем обычное химическое ВВ и бояться нечего, в ответ раздался общий громкий хохот: „Иван Федорович! Взрываете вы атомное изделие, а насчет боязни не беспокойтесь: мы не такое видели“. На этом и закончился инструктаж»[132]. Все же решили для подстраховки поставить наблюдателей. Одним из них был начальник бюро технического контроля Промниипроект Ю. А. Валентинов, другим — заместитель начальника главка Министерства геологии СССР.

Наконец, начали спуск изделия в скважину. Опасаясь натолкнуться на застрявший отрезок трубы, спуск вели осторожно, чтобы вовремя остановиться, если изделие встретится с преградой. Спуск продолжался всю ночь. На рассвете почти завершили — осталась самая малость. Быков торжествовал, геологи стали уже подшучивать над перестраховщиками-испытателями. И вот, когда последняя свеча (труба, навинчиваемая на предыдущие. — В. М.) прошла примерно две трети своей длины, стрелка манометра дрогнула, упала на ноль. Приподняли, осторожно повторили операцию спуска, убедились, что колонна упирается во что-то. Явно в переводник с термометром. Температура в изделии растет, систему охлаждения подключить невозможно, так как высота трубы над оголовком скважины примерно 7–8 метров. На такую высоту нет шлангов большого диаметра, да нет и насоса, чтобы поднять струю воды на эту высоту. Ситуация «пиковая», выхода почти нет. Доложили министру Е. П. Славскому, просили срочно прибыть. Через некоторое время вся свита во главе с Ефимом Павловичем прибыла на самолете. Ему предложили вариант срочного подрыва. После недолгого разговора и осмотра министр дал команду на подрыв изделия. Заработала аппаратура подрыва. Самый пик нервного напряжения у людей, присутствующих при опыте, наступает, когда по системе оповещения раздаются слова: «Осталось 10 секунд, 9, 8, 7,6, 5,4, 3, 2,1,0!» Взрыв! А факел горит. Секунда, другая, третья… Горит! Прошла ударная сейсмическая волна. И вдруг рев факела стал затихать. Столб огня закачался, стал вытягиваться, становиться все уже и уже, снижаясь. Побледнел, раздался хлопок у устья скважины, и огонь погас! В 9.00 по московскому времени 30 сентября 1966 года впервые в мире с помощью ядерного взрыва был потушен мощный газовый факел. В долине установилась тишина. Такая тишина, что думалось: а был ли он, этот страшный факел? Невозможно словами передать те ощущения, которые испытывали очевидцы. Кто кричал «ура!», кто плакал: ведь почти три года большинство из этих людей, не выезжая, старались погасить факел. Природная, мощная стихия была побеждена столь же могучей, управляемой человеком энергией атома. Дозиметристы сообщили, что выхода радиоактивных продуктов на поверхность нет. После этого присутствующие руководители во главе с Е. П. Славским выехали к устью скважины. Она была еще раскалена. К гигантской ране в земле не подойдешь. Но буровики уже подтаскивали к кратеру трубы, чтобы скважину залить тяжелым буровым раствором. Там же, на контрольном пункте, в честь такой радостной победы был устроен банкет.